Название: Повар Иван Середа
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2025
Бета: Xenya-mКанон: ориджинал
Размер: драббл, 644 слова
Пейринг/Персонажи: русский повар, немецкие танкисты, собака
Категория: джен
Жанр: военная драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Подвиг русского повара.
Примечание: время действия — август 1941 года
Предупреждение: ХЭ
Ссылка: здесь
Гусеницы немецкого танка, огромной бронированной махины, весело перемалывали пшеничное поле. Стоял август сорок первого года, война на этой земле шла уже третий месяц, неубранные колосья осыпались, а теперь и вовсе гибли, ложась в эту землю, как и её защитники.
Гюнтер, Артур, Вилли и Клаус не особо волновались, заходя в расположение русских войск. У русских всё равно не было таких танков, да и почти никаких танков не было, имевшиеся у них пушки били недалеко… словом, к войне они оказались не готовы, к настоящей большой войне. И осенью, как и обещал фюрер в своих речах, должны были сдаться, отступить куда-нибудь за Урал, в снега своей ледяной страшной Сибири. Оставив великому рейху эти вот пшеничные поля с благодатным чернозёмом, угольные шахты, строевые леса и вообще всё, что могло пригодиться германскому народу. Сами же русские, как и иные славяне и какие-то ещё живущие здесь дикие племена, если не хотели покориться и преданно служить более развитой нации, должны были умереть. Сгинуть. Как и их самые большие города, Москва и Ленинград. Фюрер говорил, что на их месте будут вырыты гигантские котлованы, их заполнят водой и превратят в искусственные моря.
Всё это пересказывал товарищам Гюнтер, прилежно читавший газеты.
Дымок слева над подлеском они заметили не сразу. Он походил на дым от костра, но это оказалась полевая кухня, нелепо допотопная. Танк сбавил ход, потом и вовсе остановился, и Гюнтер высунулся из люка, чтобы посмотреть в бинокль.
Повар, парнишка, довольно рослый, но очень молодой, в белом фартуке, что-то самозабвенно размешивал черпаком в большом котле. Кашу, наверное. Больше никого не было видно. Должно быть, солдаты оставили расположение на этого повара.
— Вот и пообедаем, — хохотнул Вилли. Гюнтер хмуро на него покосился. Он-то как раз намеревался перемолоть гусеницами танка эту печку с нелепо торчавшей трубой и котёл с непонятным варевом.
Поварёнок оглянулся, наконец заметил их, бросил свой черпак и растерянно вытер ладони о фартук. Его скуластое лицо залила смертельная бледность. Он попятился и неуверенно огляделся, словно в поисках помощи. Но он был один, если не считать вылезшей откуда-то из-за поленницы и удивлённо тявкнувшей чёрной собачонки.
На какой-то миг Гюнтеру даже стало жаль его — всё-таки парень был очень молод, но ему всё равно предстояло умереть.
Гюнтер нырнул в люк, и танк, взревев мотором, ринулся вперёд.
А дальше почему-то начался ад.
Поварёнок схватил со стоявшего рядом чурбака воткнутый туда большой топор и ринулся наперерез танку, крича что-то во весь голос на своём непонятном языке. Вилли растерянно схватился за рычаги, Артур прильнул к пулемёту, но было поздно. Осатаневший поварёнок оказался каким-то берсерком. Они слышали его топот сверху на броне и яростные крики. Он рубил своим страшным колуном пулемётный ствол, пока не погнул его, и пулемёт перестал стрелять. Потом он набросил на смотровую щель танка что-то вроде брезента, сорвав его со своей кухонной палатки, и Гюнтер, Вилли, Клаус и Артур перестали что-либо видеть. Внутрь танка начал просачиваться едкий сизый дым, заполняя тесное пространство. Кашляя и задыхаясь, Гюнтер понял, что осатаневший повар танк поджёг. Чем? Неужто с помощью своей нелепой печки? Танк вновь надрывно взревел и вслепую закрутился на месте, потом мотор смолк.
Гюнтер, Артур, Клаус и Вилли не захотели умирать, когда под крышку люка просунулось дуло винтовки и срывающийся молодой голос скомандовал:
— Хенде хох! Айн, цвай, драй, фир!
Этот русский повар-берсерк хотел, чтобы они выходили с поднятыми руками по одному.
Гюнтеру почему-то стало ясно, что не только они с Артуром, Клаусом и Вилли не дойдут до Урала, но и вся великая германская армия тоже. Не дойдёт.
— Русиш Иван… — прохрипел он, стоя на броне с поднятыми руками и вглядываясь в измазанное копотью безусое суровое лицо поварёнка.
Собачонка внизу заливалась яростным лаем.
— Иван, Иван, — угрюмо подтвердил тот. — Руки в гору, вражина. Обед не дали сготовить, чёрт вас вынес.
* * *
В августе 1941 года красноармеец Иван Середа, будучи вооружён только винтовкой и топором, обезоружил подъехавший к советской полевой кухне немецкий танк и взял в плен четырёх танкистов. За этот подвиг он был удостоен звания Героя Советского Союза.
Он прошёл всю войну, был тяжело ранен, но вернулся в строй. После увольнения в запас в 1945 году жил в родном селе Александровка Донецкой области, где работал председателем сельского совета. (По материалам Интернета)Название: Сабантуй
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2025
Бета: Xenya-mКанон: ориджинал
Размер: мини, 1234 слова
Пейринг/Персонажи: Лизавета, Ришка, Саша, другие люди, баран
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Лизавета с детьми спасают барана.
Примечание: время действия — начало 2000-х, история взята из реальной жизни
Ссылка: здесь
Случилось это в достославную эру отсутствия смартфонов, айфонов и соцсетей, то есть в самом начале двухтысячных. На берегу таёжной речки Силинки, бодро журчавшей среди зеленеющих сопок, готовился к старту народный татарский праздник Сабантуй.
Происходило это далековато от мест традиционного проживания татар, то есть Поволжья, но в большом дальневосточном городе с его двумя ещё работавшими заводами жили люди самых разных национальностей. Мусульманская община была достаточно развита, чтобы получить от администрации разрешение на постройку мечети. Администрация, в принципе, была согласна, но вопрос упёрся в выбор места для строительства. Горожане-немусульмане возражали против постройки мечети в центре города, памятуя, видимо, о вычитанных ими в «Повести о Ходже Насреддине» традиционных призывах муэдзина с минарета. Администрация, не желая обострять ни с кем отношений, учтиво предложила общине пологое место на берегу Силинки, как раз за мостом — там в тёплое время года всегда проходили народные гулянья с шашлыками. Община, подумав, согласилась, администрация украдкой перекрестилась и разрешила, согласно плану укрепления межнационального общения, проведение на том же берегу татарского Сабантуя.
Лизавета досконально знала все эти не слишком афишируемые подробности, потому что была корреспондентом местной новостной газеты и только что появившегося у этой газеты сайта. Сейчас её послали делать репортаж про Сабантуй, и, поскольку всё равно было воскресенье, она взяла с собою детей — собственную восьмилетнюю дочку Ришку и племянника Сашу годом старше. Пускай дети погуляют, посмотрят на праздник, а она тем временем соберёт материал для репортажа, решила Лизавета.
Ришка была ребёнком бойким, хоть и носила очки, племянник Саша — ребёнком задумчивым и рассеянным, постоянно что-нибудь терявшим, кудрявым, как Пушкин. Лизавета надеялась, что он хотя бы не потеряется сам.
На берегу весело бегущей по камням речки было шумно, многолюдно и красочно. Горожане соскучились по праздникам, ибо майские прошли давно, как и День независимости (понять бы, от кого) России. В августе, правда, предстоял традиционный карнавал в честь Дня Военно-воздушных сил. Один из двух работающих заводов был авиастроительным и устраивал шествия на городских улицах — правда, с китайским драконом во главе колонны и с китайскими же фейерверками. Но до августа тоже было далеко.
Лизавета с детьми поглазели на дымящиеся мангалы, купили в ларьке по треугольному пирожку с картошкой и курицей под интересным названием «эчпочмаки» и направились к высившемуся на берегу гладко оструганному и ярко расписанному деревянному столбу. Парень в чёрно-белой тюбетейке, стоя на стремянке, старательно вымазывал его чем-то маслянистым.
— Это зачем? — в один голос поинтересовались дети.
Лизавета задумалась, припоминая, и объяснила, попутно фотографируя столб и парня на стремянке:
— Чтобы туда было труднее влезть.
— А зачем туда лезть? — удивилась Ришка, распахнув глаза за стёклами очков.
— Наверху привяжут барана, так вот за ним, — снова припомнила Лизавета.
— Живого? — выпалил Саша.
— Н-ну да, — неуверенно подтвердила Лизавета и добавила: — На Масленицу обычно сапоги привязывают.
— Сапоги — правильно. А барана зачем мучить, ему же страшно, — неодобрительно сказала Ришка, запрокинув голову к вершине столба и поправляя очки.
За дочерью такое водилось — эмпатия ко всяким тварюшкам. Лизавета, отстирывавшая её одежду после пересаживания Ришкой головастиков в более глубокие лужи, это хорошо знала.
Она кашлянула и бодро заявила:
— Вон там карусель и батут ставят, пошли.
— Там народу полно, — сурово отозвалась Ришка, не перестававшая, видимо, размышлять о печальной участи барана. — А Саша где?
Лизавета ахнула и обернулась. Племянник исчез.
— Что ж ты за ним не смотришь? — укорила Ришку мать, не боясь получить в ответ резонное: «А почему я?» В их семье каждый прекрасно знал, кто за кем должен присматривать на прогулке. Лизавета — за Ришкой, Ришка — за Сашей.
Они какое-то время пометались в толпе. Племянник нигде не обнаружился — ни на карусели, ни возле столба, ни на батуте в виде динозавра, ни у киоска с эчпочмаками. Да у него и денег-то не было.
— Пошёл в кусты пописать, — наконец предположила Ришка. — Точно, вон он! — она ткнула пальцем в заросли ильма — биотуалеты на берегу Силинки появились только через пару лет, целый один.
Саша подбежал, запыхавшись. Лизавета набрала было в грудь воздуха, чтобы его отчитать — нечего исчезать, не предупреждая! — как вдруг тот взволнованно выпалил, показывая в сторону покинутых им кустов:
— Там баран! Лежит связанный! Блеет!
— Где?! — Лизавета и Ришка подпрыгнули одновременно и устремились в заросли вслед за Сашей.
Баран был ещё кудрявее Саши. Серо-коричневый, довольно крупный, размером с овчарку, он лежал на боку и блеял толстым голосом. Все четыре ноги его были крепко стянуты верёвкой.
— Какой кошмар! — ужаснулась Ришка, совсем как бабушка, и так же, как она, схватилась за побледневшие щёки. — Бедный! Ему плохо! Больно! Мама! Надо скорее его развязать!
— Э-э… — промямлила Лизавета. Баран не показался ей бедным, напротив, он выглядел довольно агрессивно и блеял не жалобно, а скорее грозно. — Он будет бодаться. Смотри, какие у него рога.
Рога действительно были — круто изогнутые, хоть и небольшие. Лизавета впервые увидела барана так близко. Опасный зверь!
— Ма-ма, — по слогам произнесла Ришка, укоризненно взирая на струхнувшую мать.
— А его потом, наверное, съедят, — подлил Саша масла в огонь. — Ну, после столба. Кто его выиграет, тот и съест. Ну, шашлык сделает.
— Са-ша! — простонала Лизавета, хватаясь за голову.
— Ма-ма! — завопила Ришка, роняя слёзы, и Лизавета сдалась.
Ножа у неё не было, но в сумочке нашлись маникюрные ножницы. Баран блеял и дёргался. Лизавета неумело пилила не поддававшуюся толстую верёвку, Ришка, сидя рядом на корточках, приговаривала: «Бяша, бяша» — и гладила барана по курчавому боку. Саша чесал его между рогами. Все были при деле.
В разгар операции по спасению из кустов возник давешний парень в чёрно-белой тюбетейке, недоумённо воззрившийся на пришельцев. Лизавета ойкнула и вскочила. Саша тоже вскочил и попятился. Ришка не шелохнулась.
— Вы его убьёте и съедите? — сурово вопросила она, уставившись на парня. — Это очень плохо. Так только какие-нибудь… — она запнулась, подыскивая слова, — людоеды поступают.
— Зачем есть, что ли, есть нечего? — даже обиделся парень, перекрикивая барана. — Лучший баран, производитель. Будет… э-э…
— Производить ягнят, — быстро подсказала успокоенная Лизавета и спрятала ножницы в сумочку.
— На следующий Сабантуй снова на столб его поднимем, — подтвердил парень, блестя белозубой улыбкой и легко вскинул барана на плечи. Тот отчего-то перестал блеять. Возможно, упал в обморок.
Должно быть, Ришка тоже так подумала, потому что тревожно окликнула парня:
— Послушайте, но он же испугается. Я бы испугалась. Завяжите ему хотя бы глаза! Вот, — она торопливо сняла с шеи голубой шарфик, свой любимый.
Лизавета кашлянула, но возражать не стала. Парень послушно повернулся к Ришке боком, и она засунула шарфик ему в карман.
Вся процессия торжественно проследовала к столбу, где Ришка придирчиво проследила за тем, как барану завязывают глаза, как парень водружает его на верхушку столба с помощью ещё более высокой стремянки и как на столб начинают поочерёдно карабкаться соревнующиеся, подбадриваемые криками и смехом толпы.
— Поехали домой, — нерешительно предложила Лизавета. Ей всё-таки было боязно за барана — мало ли что пообещал парень в тюбетейке. Барана прирежут, а дети получат моральную травму на всю жизнь!
Дочь сумрачно покосилась на неё, наверняка подумав о том же самом, и коротко отозвалась:
— Не-а. Я прослежу, чтобы барана никто не обижал. А ты не отвлекайся, фотографируй.
Лизавета спохватилась и снова полезла за фотоаппаратом.
Никто барана не обидел. Лизавета нащёлкала энное число снимков, запечатлевших гордого победителя, укладывающего барана в багажник своей «четвёрки». А потом беззастенчиво воспользовалась служебным положением, взяв у победителя короткое интервью с дополнительными заверениями, что баран будет как сыр в масле кататься с целым гаремом овец, пока на следующем Сабантуе его опять не водрузят на столб.
Наконец Лизавета, Ришка и Саша, успокоенные, поплелись на трамвай. Ноги у всех гудели.
— Надо было всё-таки его выпустить, барана, — сказал вдруг Саша. — Потом сделать репортаж, как все гоняются за нами и ловят барана по кустам. Это называется — создать инфоповод, я читал.
Лизавета хмыкнула, удивлённо покосившись на племянника:
— Будешь журналистом.
— Это для барана лишний стресс, ему и так хватило, — сердито вмешалась Ришка.
— А ты — экологом, — вздохнула Лизавета. Название: Сашка
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2025
Бета: Xenya-mКанон: ориджинал
Размер: мини, 1288 слова
Пейринг/Персонажи: Сашка, её мама, Елена Викторовна, библиотекари
Категория: джен
Жанр: повседневность, драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «Насчёт того, что Сашка приёмная, её просветили во дворе...»
Примечание: время действия — наши дни, история взята из реальной жизни
Предупреждение: сленг, обсценная лексика
Ссылка: здесь
Сашка всегда считала, что в библиотеках работают одни только старые, покрытые пылью грымзы. И сейчас, когда она сама стала работать именно в библиотеке, она в этом убедилась.
Молодые грымзы здесь тоже были, целых две, но всё равно старше Сашки лет на десять. Они требовали звать себя по имени-отчеству и так же складывали рот куриной жопкой, как и старые. И в телефонах не смели сидеть, и сами цыкали на Сашку, но она-то видела, что, когда те спускаются в книгохранилище, копаются там не в книжках, а в соцсетях.
Вообще это был какой-то концлагерь. Так Сашка и заявила директрисе, когда та в очередной раз сделала ей замечание за телефон:
— У вас тут концлагерь какой-то!
Директриса сняла очки, постучала дужкой по столу и ответила неожиданно едко:
— В администрации президента вам бы тоже не разрешили сидеть в телефоне во время рабочего процесса.
Ха, подумаешь, нашлась администрация президента!
— Мне положено пятнадцать минут перерыва в час, потому что я работаю на компьютере! — упорствовала Сашка, успевшая изучить трудовой кодекс, хотя это было до невыносимости нудно. Но с волками жить — по-волчьи выть.
— Смените вид деятельности на пятнадцать минут. Пыль, например, в хранилище можно вытереть. И нужно. А не бездельничать, — парировала директриса, и Сашка вдруг поняла, что не первая ведёт этот бессмысленный диалог. Бессмысленный и беспощадный, как русский бунт. Интересно, куда делась та, что посмела протестовать до неё? Уволилась, куда-куда. Остались самые бессловесные. Терпилы.
На самом деле Сашке в библиотеке даже нравилось. Точнее, ей нравились книги. И нравилось рассказывать про книги детям, которых приводили учителя на мероприятия. Дети сперва скучали и колотили ногами по ножкам впереди стоящих стульев, но потом притихали и слушали. Потому что Сашка умела выискивать в книгах интересное. То, что цепляло её саму.
Сашка обнаружила ещё, что ей нравится контачить с людьми и помогать им. Не с грымзами, а именно с читателями, молодыми, старыми, всякими. Это было как соцсеть, только живьём, даже без хейта и с лайками. Люди были очень разные, некоторые совсем ебобо, но ведь и в сети так же.
Когда мать привела Сашку в эту библиотеку устраиваться, она с гордостью сообщила директрисе, мол, дочка любит читать. И покосилась на Сашку испуганно, будто ожидала, что та сейчас оскалится с привычным уже: «Какая я тебе дочка, я приёмная». Но Сашка промолчала.
Ей действительно нужны были свои деньги наконец. Квасом торговать не хотелось, а куда ей ещё после школы, если она не смогла поступить и уехать. Зачем уезжать — чтобы в другом городе квасом торговать, что ли? А так — год перебиться, на следующий поступить и тогда уже уехать. Хоть общагу дадут.
Всё это мать наверняка изложила директрисе за прикрытой дверью кабинета, пока Сашка отиралась в коридоре под изучающими взорами грымз и делала вид, будто ей похрен, что её выставили и дверь прикрыли. Чтобы рассказать, что девочке надо поработать до поступления и что девочка приёмная. Последний ход объективно был беспроигрышным, потому что «ребёнок находится в трудной жизненной ситуации», как выражалась школьная психологиня.
В кабинете у психологини Сашка привыкла замыкаться и каменно молчать, как бы та ни пыталась сюсюкать и делать вид, будто Сашку понимает. Да уж, конечно, понимает она!
Сашка и сама себя не понимала.
Насчёт того, что она приёмная, её просветили во дворе. Сначала она не верила, плакала, пыталась расспрашивать мать, тогда-то и увидев её испуганные глаза, фальшивые протесты. Ей стало казаться, что она смутно помнит длинный ряд аккуратно застеленных кроваток, свои вымазанные зелёнкой коленки. Или это был детсад или больница? Сашка не знала. Мать отмалчивалась или переводила разговор на другое. Её хотелось встряхнуть, ударить, сделать больно, хотя бы словом.
— Я тебя ненавижу! — кричала Сашка ей в лицо, в эти испуганные глаза, и мать начинала плакать. Тогда к ней хотелось прижаться и заплакать вместе с нею. Но Сашка хлопала дверью и убегала на улицу.
Зачем мать её взяла? Зачем вообще берут из детдома чужих детей? Чтобы не было одиноко? Ну так можно же котёнка взять или щенка. Хомячка, блядь.
Сашка даже мысленно перестала говорить «мама» или «мамочка». Только «мать». Твою мать.
Когда та женщина пришла, Сашка как раз сидела на абонементе, проверяла формуляры, рисовала в дневнике дневную норму показателей. Вот тоже занятие! Ну да ладно, от показателей же зависела зарплата, об этом её в первый же рабочий день просветили.
И тут пришла эта тётка, огромная, как дирижабль.
Сашка сперва решила, что она просто толстая. Но потом поняла, что тётка глубоко беременна.
Номер формуляра пятьсот пятьдесят, козырный, Елена Викторовна Купченко.
Та сказала:
— Девушка, подберите мне книги, чтобы в роддоме лежать. — Подумала и добавила: — Пожалуйста.
Вежливая.
Голос у неё был красивый, глубокий, с хрипотцой, как у певицы, а глаза — в сеточке морщин. Сашка украдкой глянула на формуляр — тётке было тридцать два. Фигасе, а выглядит на все сорок.
Про всякие там роды-хуёды и оставляемых потом в роддомах детей Сашка старалась не думать. Никогда.
— Вам дамские романы или детективы? — осведомилась она, вставая с места, чтобы пойти в фонд и порыться на полках.
Вообще у неё были отложены три книги Дины Рубиной для постоянной читательницы, старушки Серафимы Николаевны, но она могла отдать их и этой… роженице, а Серафиме Николаевне подобрать что-нибудь другое. Ту же Вильмонт, например.
Но Елена Викторовна её удивила.
— Мне что-нибудь про природу, — решительно заявила она. — Про животных. Даррелла, например, или Хэрриота.
Фигасе, снова подумала Сашка.
Она нашла на стеллаже две книги Даррелла, одну Хэрриота, добавила Гржимека и повернулась к кафедре, но тут увидела, что тётка держится за живот. А потом — что лицо у неё совершенно белое и в испарине. А волосы на висках даже намокли от пота.
Сердце у Сашки ухнуло в пятки.
— Вам плохо? — пролепетала она, машинально сунув книги на ближайшую полку.
— Началось… — прохрипела Елена Викторовна, поднимая на неё неописуемый взгляд. — Не бойтесь, девушка, — добавила она, заметив, что Сашка остолбенела. — «Скорую» мне только вызовите.
Сашка метнулась к телефону, а потом — к директрисе.
Дальше началась невнятная заполошная суета. Набежали грымзы, которым тётка пыталась объяснить, что ребёнок у неё уже четвёртый, что она всё контролирует и родит не прямо сейчас.
«Четвёртый, какой пиздец, куда их, солить, что ли», — лихорадочно думала Сашка, испуганно выглядывая из-за стеллажа.
Тётке налили воды из чайника, попытались усадить в кресло, но она, потеряв терпение, рявкнула:
— Не могу я сесть, я ему шею сверну!
Тогда грымзы снова ринулись к телефону, поторопить «скорую», а та всё не ехала, не ехала, не ехала, одно название, что «скорая», тут не только родить, но и помереть можно!
Тётка расхаживала туда-сюда по выцветшей ковровой дорожке между стеллажами, осторожно придерживая живот, а потом вдруг спросила Сашку, воткнувшись в неё измученным взглядом:
— Девушка, может быть, у вас сигареты есть?
Палево. Сашка кивнула. Сигареты были.
Кто-то из грымз или директриса охнул, когда Сашка вытащила пачку из сумочки.
— Здесь нельзя! — вякнула директриса, брезгливо поморщившись. Было ясно, что тётка пала в её глазах ниже плинтуса, как и Сашка.
— Я на улице, — отрезала тётка и двинулась к выходу на крыльцо. Сашка — за ней. Та вроде как совсем не удивилась.
Тётка — Елена Викторовна — курила молча, иногда сжимая зубы в мучительной судороге.
Сашка и сама вся сжималась.
— Можно, я спрошу, — вдруг выпалила она, — а вот что делать, если… — она запнулась, но всё-таки договорила: — если мать не родная, а приёмная?
Елена Викторовна посмотрела на неё воспалёнными, запавшими глазами.
— Как что делать? — помолчав, ответила она наконец. — Радоваться.
— Что? — охнула Сашка.
— Ну потому что у такого человека сразу две мамы, — сказала Елена Викторовна. — Первая — где-то же есть, она девять месяцев носила, рожала. А вторая просто полюбила и взяла. Просто. Вообще всё просто.
На повороте с соседней улицы истошно завыла сирена «скорой».
Елена Викторовна вдруг взяла Сашку за руку ледяными пальцами, и та, обмерев, подумала, что сейчас услышит что-то самое важное.
— Прости их, — прошептала она.
«Скорая» подкатила, выскочила врачиха в халате и какой-то мужик без халата, наверное, фельдшер или водила, — с носилками.
Снова началась суматоха, пока Елену Викторовну укладывали на носилки.
Только когда «скорая» скрылась из виду, Сашка спохватилась, что Даррелл, Хэрриет и Гржимек так и остались лежать на полке.
Но ведь она могла и сама отнести их в роддом. Название: Борзые и интеллигентные
Цикл: Бригада
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2025
Бета: Xenya-mКанон: ориджинал
Размер: драббл, 890 слов
Пейринг/Персонажи: Стёпа, Лиса и другие
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: У бригады озеленителей «Садоведы» жизнь весьма весёлая.
Примечание: время действия — наши дни, история взята из реальной жизни
Предупреждение: сленг, стёб
Ссылка: здесь
— Лиса, всё пропало! — заявил Стёпа в трубку драматическим полушёпотом.
Лиса тяжело вздохнула. У Стёпы «всё пропадало» с регулярностью хорошего часового механизма. Она это точно знала, так как он с такой же регулярностью ей отчитывался. На самом деле не пропадало почти ничего, потому что, согласно какой-то там социологической теории, в которую Лиса свято верила, восемьдесят процентов возникающих проблем рассасываются сами собой. А оставшиеся двадцать — это всё-таки очень мало. Вообще ни о чём.
— Гипс снимают, клиент уезжает? — поинтересовалась она и взглянула на часы.
Часы показывали девять тридцать утра, но она всё ещё была в постели. Из-за аутоиммунки, заболевания, которое в КВН-овской пародии на «Доктора Хауса» именовалось: «Молчанка, сэр!» Сама Лиса называла это «всёболит». Хорошего мало, разве что поспать утром подольше, но жить на лекарствах вполне себе можно.
А Стёпа уже часа два как работал. У него была бригада озеленителей, и летом работа начиналась очень рано. Своё предприятие он гордо именовал фирмой, а Лиса всякий раз педантично поправляла, мол, не фирма, а «ИП Степанов», но его грело именно понятие фирмы, которой он в редкие свободные минуты подыскивал название. «Магнолия», «Флора», «Ликорис», «Эдельвейс». С последним в здешних южных горных краях были нехорошие ассоциации. Так что пока остановились на «Садоведах». Оптимистично и как бы намекает, что бригада ведает всё о садах. Ну или почти всё.
Лиса называла Стёпину бригаду из пяти человек «твои уродцы-вжопеножцы», но всякий раз кормила, когда они заваливались к ней домой. Ей не нравилось, что все они обращались со Стёпой как дембеля с салагой: будучи старше него и много лет проработав «в зелёнке», пренебрегали его красным дипломом ландшафтного дизайнера и тем, что именно он, собственно, давал им работу и терпеливо сносил их закидоны.
На взгляд Лисы, слишком терпеливо. На его месте она давно понесла бы всех «вжопеножцев» по матушке по Волге. А также по кочкам, по кочкам, по ровным дорожкам. Но Стёпа уважал их опыт и умение работать. Работали они реально как черти. Бригада чертей. Лиса бы сроду не стала так надрываться. Она выросла в частном доме и очень хорошо помнила, как таскала вёдра от бочки с дождевой водой на бесконечные грядки с огурцами. Ладно, у Стёпиных клиентов огурцов не было, были оливы, кипарисы, туи и можжевельники. Но какая разница, всё равно это добро требовалось поливать, опрыскивать, обрезать и обрабатывать от вредителей.
— С утра на объекте света не было, а все захотели кофе, — заунывно начал Стёпа объяснения в трубке, наверняка зная, что Лиса сейчас же взовьётся, как полковое знамя на построении.
Лиса послушно взвилась:
— Господи, что вам дома-то кофе не пьётся?! Обязательно на объекте это надо делать! Приехали, блин, работайте, какой кофе?
— Я пошёл искать, где можно чайник вскипятить, — продолжал гнуть своё Стёпа, привычно пропустив мимо ушей этот пассаж.
— А почему именно ты пошёл? — не унималась Лиса. — Почему именно ты всегда ходишь, ставишь чайник и подаёшь им кофе? Ты им начальник или секретарша?!
— У нас нет начальников, у нас колхоз, — привычно отбарабанил Стёпа.
Лиса фыркнула, но от дальнейших комментариев решила воздержаться.
— Ладно, и что?
— Услышал, как через два дома на участке молотит генератор, пошёл туда, там никого не было, но был вагончик с розеткой.
— Боже, — выдохнула Лиса, отбрасывая одеяло. У неё уже не было сил спокойно это слушать. — Только не говори, что ты залез со своим несчастным чайником в чужую розетку! То есть в чужой вагончик!
— Именно так, — с тяжким вздохом подтвердил Стёпа. — Залез. Ну там какая-то стройка идёт, такие же, как мы, работяги, пашут, чо. Только их никого не было, а то бы я, конечно, разрешения спросил, я что, совсем дремучий, что ли. А хозяина я сроду не видел.
— И-и? — простонала Лиса.
— Чайник вскипел, и тут откуда-то вылез мужик, в камуфле, как у нас, небритый, с выхлопом, и начал орать, какого хера мы делаем на его участке. Оказалось, это хозяин и есть. Но Андрюха не поверил и сказал, что типа тут каждый суслик — агроном. А он позвонил Кириченке.
Кириченко был клиентом, на которого работали «Садоведы», и очень, очень важной шишкой. Ему, по сути, принадлежало полгорода. Ладно, треть города.
Лиса, мрачно шаркая тапками, пошла заваривать чай. У неё не было слов, кроме:
— И-и?
Это «и-и» ей самой напомнило визг напуганного поросёнка. Какого-нибудь Нуф-Нуфа, в чей домик ломится злой большой волк. С чайником наперевес.
— Он поставил мобилу на громкую связь и говорит Кириченке: «Ко мне на участок вломились какие-то борзые и кипятят у меня чайник. Заявили, что твои». А Кириченко говорит: «Мои не борзые, мои интеллигентные».
Лиса не выдержала и неприлично заржала.
Стёпа тоже заржал и уже сквозь смех закончил:
— Тогда он нас сфотал и отправил Кириченке. А тот посмотрел и говорит ему: «Точно, мои».
— И-и? — Лиса плюхнулась на табуретку.
— Ну, мы попили кофе и пошли работать. Я перед небритым извинился, а мои меня обсмеяли.
— Обсмеяли? А они понимают, что в Америке он бы вас пристрелил, и суд бы его оправдал? — зловеще осведомилась Лиса.
Америка Стёпу интересовала мало. Он угрюмо пробубнил:
— А вдруг теперь Кириченко не захочет, чтобы мы у него работали?
— Потому что вы не интеллигентные, а борзые? — ехидно уточнила Лиса. — Вряд ли. Они уважают борзых, эти крутые. И ваш небритый с выхлопом — тоже.
— Думаешь? — усомнился Стёпа.
— Уверена, — отрезала Лиса.
* * *
— …Ну ты же не поверишь! — проорал Стёпа, влетая вечером в дверь.
— Тихо! — Лиса вскинула руку, вылезая из кухни ему навстречу. — Дай угадаю! Небритый заключил с вами договор на озеленение?
Стёпа яростно закивал, взирая на неё как на Кассандру, а Лиса вместо обычного бабского «я же говорила!» изрекла:
— Теперь вы можете с полным правом кипятить у него чайник, чо.Название: Падение оливы
Цикл: Бригада
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2025
Бета: Xenya-mКанон: ориджинал
Размер: драббл, 580 слов
Пейринг/Персонажи: Стёпа, Лиса и другие
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Как бригада «Садоведов» адмиральскую оливу уронила.
Примечание: время действия — наши дни, история взята из реальной жизни
Предупреждение: сленг, стёб, обсценная лексика
Ссылка: здесь
Вечером Стёпа явился чернее чернозёма и мрачнее грозовой тучи. Лиса, видя его в таком состоянии, ни о чём не спросила, памятуя, что сказал в своё время Иван-царевич бабе Яге в такой же ситуации: «Ты, старая, меня сперва накорми-напои, баньку истопи, а потом спрашивай». Поэтому она резво навалила в тарелку умывшему физию Стёпе щедрую порцию бараньего рагу с гречкой и уселось на табурет, делая вид, что копается в телефоне.
— Опять всё пропало? — осторожно осведомилась она как бы между прочим.
— Не совсем, — честно ответил Стёпа, вычищая тарелку корочкой хлеба.
— А что случилось-то? — кротко поинтересовалась Лиса, подкладывая ему новую порцию рагу.
— Помнишь адмиральскую дачу? — вопросом на вопрос ответил тот, поливая рагу майонезом.
Ещё бы она не помнила: Стёпа в своё время, месяца три назад, завалил её роликами и фотками этого их нового роскошного объекта, больше походившего на какой-нибудь императорский дворец в Крыму, нежели на дачу ушедшего на покой адмирала.
— Мы купили ему оливу, — сказал Стёпа обречённым басом и отхлебнул кофе из огромной кружки. — Её в питомник из Италии кое-как доставили. На перекладных, вкругаля. Сама знаешь, что теперь творится.
Ещё бы ей не знать.
— Триста восемьдесят тыщ, — продолжал Стёпа убито.
На взгляд Лисы, бессмысленная трата денег. Ну олива, ну итальянская. Что в ней такого? Дерево и дерево. Оливки адмирал явно не собирался заготавливать. Посадил бы берёзку, меньше было бы мороки. Импортозамещение рулит.
— Мы с Лёхой и Андрюхой разгружали фуру, а Галя снимала для адмирала видео, как мы это делаем. Он сам в Питере пока.
Про Галю Лиса тоже знала из Стёпиных красочных рассказов. Управляющая адмиральским имением, предупредительная до приторности, крайне интеллигентная девушка в годах. Ти-ти-ти, ти-ти-ти, общается витиеватыми придаточными предложениями и тоненьким слащавым голоском. Всю деятельность Стёпиных «Садоведов» снимает на видео. Или фотографирует. Для отчётности. Поэтому на адмиральский объект «уродцы-вжопеножцы» старались прибыть отчищенными и бодрыми, как кинозвёзды на вручение «Оскара».
— В общем, оливу начали выгружать, — закончил Стёпа похоронным голосом. Лиса чувствовала, что ему очень хотелось закурить, но он же бросил. И потом, не у неё же на кухне.
— Зырь, Галя переслала, — он протянул ей свой смартфон, и Лиса близоруко сощурилась на экранчик.
Там Андрюха в синем рабочем комбезе гордо возвышался в фургоне рядом с прибывшей итальянкой. Итальянка торчала из здоровенного горшка и была выше Андрюхи на две головы. Тоже здоровенная, короче.
Установили сходни. Ещё пара чётких движений — но зловредная олива вместо того, чтобы плавно съехать по сходням в принимающие руки стоявшего внизу Лёхи, грациозно накренилась и рухнула из фургона прямо на гостеприимную русскую землю.
— Блядь! — басом сказала снимавшая катастрофу Галя.
— Блядь! — после потрясённого молчания сказали Лёха с Андрюхой, кидаясь к пострадавшей итальянке. — Блядь, блядь, блядь! Твою мать, сука! — а дальше уж совсем непечатное.
Лиса прикусила губу, а потом не выдержала и захохотала.
— Прости, — покаялась она, утирая выступившие от смеха слёзы. — Просто эта утончённая Галя… «Блядь!» — басом передразнила она. — Так что олива, побилась? Боже! Триста восемьдесят тыщ! — у неё перехватило дыхание.
— Не-е — помотал головой начавший ухмыляться Стёпа. — Горшок немного треснул, Андрюха склепает.
— Так чего ты тогда кручинишься? — облегчённо удивилась Лиса.
— Адмирал увидел, как мы непрофессионально сработали, — покривился Стёпа. — Всё ручками, ручками. Оборудования нужного нет, домкрата нет, подъёмника нет…
— Полезных ископаемых нет, населена роботами, — подхватила Лиса, припомнив фразу из мультика про планету Шелезяку. — Слушай, он же всю жизнь в армии. Ну то есть на флоте. А кто там служил, тот в цирке не смеётся. Ты что, думаешь, Галя ему этот ролик пошлёт? Там же «блядь», то есть она же там непристойно выражается.
— Уже послала, — развёл руками Стёпа. — Он мне позвонил.
— И-и? — Лиса вытаращила глаза. — Что он сказал?
— Что-что… Блядь, что.
— Зато итальянская, — пробормотала Лиса сквозь смех. — Купите погрузчик, деятели.
— Штабелёр, — поправил Стёпа. — Уже.Название: Мир спасут котики
Цикл: Бригада
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2025
Бета: Xenya-mКанон: ориджинал
Размер: мини, 1030 слов
Пейринг/Персонажи: Стёпа, Лиса и другие
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Как Лиса попала в богатый особняк и что она там увидела.
Примечание: время действия — наши дни, история взята из реальной жизни
Предупреждение: сленг, стёб
Ссылка: здесь
— Сегодня на ужин не жди, — объявил Стёпа Лисе по телефону, — я буду химичить, а Андрюха — свет на этом же участке ставить. Лейки с препаратами наливать некому, застряну до ночи.
«Химичить» на его языке означало — обрабатывать всевозможные растишки разными химикатами, чтобы уничтожить болезни и вредителей. Или даже сами растения, ежели они вдруг — сорняки. Грета Тумберг грохнулась бы в обморок при виде такого святотатственного действа. Но без препаратов вредители никуда бы не делись, так и пожрали бы злосчастные растишки на корню. Не говоря уже о грибках и гнилях.
— А что, больше некому лейки наливать? — со вздохом спросила Лиса.
— Все, Кроме Андрюхи, взяли выходной, — хмуро объяснил Стёпа.
Лиса откашлялась и сперва сказала:
— Это потому, что ты их загонял. Сто раз говорила, не надо столько клиентов брать, вы не успеваете нафиг.
А потом:
— Ладно, заезжай за мной, буду тебе лейки наливать.
— Тебе же вредно, — слабо воспротивился Стёпа, но по голосу было ясно, что он испытывает немалое облегчение.
— Жить вообще вредно, от этого умирают, — мрачно отрезала Лиса. — Но таскать эти ваши лейки, учти, не буду, сам таскай, эксплуататор.
— Да ты что! — оскорбился Стёпа. — Естественно, я буду таскать, ты только наливай… Пролетарская гордость взыграла? — не удержался он от подколки.
— Батрацкая, — отпарировала Лиса. — Мы сыны батрацкие, мы за новый мир.
Эта же гордость заговорила в ней в полный голос, вернее, даже заорала, когда они подкатили к двухэтажному особняку за белокаменной, высотой в полтора обычных человеческих роста, оградой. Здоровенные ворота кудрявились коваными позолоченными розами и позолоченным же виноградом. На автостоянке возле этого, как сказали бы в старину, коттеджного посёлка, воздвиглись пафосные «крузаки» и «лексусы», сияя блестящими боками.
— В такой бы тачиле грабли и песок возить, ага? — заржал Андрюха, припарковавший свой видавший разные виды «жигуль» двадцатилетней выдержки рядом с каким-то сиятельным чёрным «мерсом». Андрюхин «жигуль» по прозвищу Тазик тоже был чёрным, но на этом сходство с «мерсом» заканчивалось.
— И навоз, — подхватил Стёпа, поставив возле Тазика свою синюю «газель» по кличке Слоник. Слоник был немного моложе Тазика, но более ржавый, зато с почти новым, перебранным двигателем и тремя парами колёс. Зверь-машина, куда там «лексусу»!
Стёпа подал руку Лисе, вытаскивая её из кабины, и Лиса тут же с любопытством завертела головой.
Посмотреть было на что.
— Мы сюда? — указала она на золочёные ворота.
— Ага, только я сейчас с ними поговорю, чтоб открылись, — Стёпа достал из кармана куртки мобилу.
— С хозяевами? — уточнила Лиса в некотором замешательстве.
— Хозяев дома нету. С воротами, — рассеянно пояснил Стёпа, утыкаясь в мобилу.
— Искусственный интеллект, фигли, — фыркнул Андрюха, проворно доставая из багажника своё электротехническое оборудование. — Типа «избушка, избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом».
Лиса вернула на место отвисшую челюсть и просеменила вслед за мужиками в говорящие ворота, опасливо на них оглянувшись. Ворота закрылись так же послушно, как и открылись. Чёрт-те что, действительно Роу какой-то.
За воротами лежало необъятное пространство двора, вымощенное плитками, при виде которых лисе на ум пришло словосочетание «каррарский мрамор». Или как-то так, она не была особо сильна в искусствоведении.
Андрюха деловито протащил по каррарскому мрамору своё оборудование и исчез с ним в глубине сада. Стёпа столь же деловито отыскал в углу кран со шлангами и поставил перед Лисой две здоровенные лейки. Ловить ворон по сторонам особо было некогда, короче.
Лиса вздохнула и принялась наполнять лейки и размешивать в них какие-то выгруженные Стёпой волшебные порошки, живо припомнив, что она — девушка деревенская, а бывших деревенских девушек, как и бывших контрразведчиков, не бывает.
После двадцатой, кажется, лейки у неё слегка отвалилась спина, и тут Стёпа, видимо, почуяв это, позвал, проявившись перед Лисой с очередной пустой ёмкостью:
— Иди, чего покажу. Да не стесняйся, иди, иди.
Ещё чего, стесняться!
Лиса фыркнула, гордо задрала голову и прошествовала по каррарскому мрамору вслед за Стёпой, будто матрос-партизан Железняк по Зимнему дворцу.
Сад вокруг особняка рос в несколько ярусов, что обуславливалось гористым рельефом. Растишки тут зеленели самые разные, Лиса в них плохо разбиралась. Стёпа тыкал пальцем то в одну, то в другую сторону и вещал:
— Лагерстремия. Очень красиво цветёт, такими красными цветами, но ещё не сезон. Спирея. Ещё спирея. Ну, их ты знаешь, «букет невесты». Можжевельник. Барбарис Тумберга. Кедр ливанский.
На ливанском кедре Лиса сломалась и спросила:
— А кто тут хозяин?
Она ожидала услышать фамилию какого-нибудь олигарха, владельца заводов, газет, пароходов, или высшего местного должностного лица, но Стёпа невозмутимо отозвался:
— Директор кладбища.
— А, — только и вымолвила Лиса. — Ты мне что показать-то хотел? Вот это вот всё?
— Не только, — Стёпа остановился. — Вон окно его спальни, а под ним пристройка. Крышу пристройки видишь? Красную. И что на крыше?
Лиса прищурилась. С того яруса, где они стояли, действительно можно было хорошо разглядеть крышу пристройки, по которой было рассыпано что-то разноцветное.
— А! Зубные щётки показываешь? — радостно зафыркал возникший рядом Андрюха, и Лиса оторопела.
Действительно, цветные пятнышки, разбросанные по крыше там и сям, если присмотреться, были палочками — ручками выброшенных зубных щёток.
— Не поняла, — изумлённо проговорила Лиса.
— А что, — Андрюха пожал плечами, — он каждой новой бабе покупает зубную щётку, а когда с нею расплюётся, выбрасывает.
— Спасибо, не брильянты, — только и пробормотала Лиса. — Сколько же их там? Щёток и девушек?
— Ну, десятка два, наверное, наберётся. Далековато всё-таки, чтобы точно посчитать, — вступил в интимную беседу ухмыляющийся от уха до уха Стёпа.
— Это ещё что, — с жаром перебил его Андрюха. — Когда наши девки тут до ума газон доводили, то в кустах нашли знаешь что? — он сделал театральную паузу.
— Три кило использованных гондонов? — резонно предположила Лиса, но Андрюха покачал головой.
— В том числе, — сквозь смех опередил его Стёпа. — Это вообще ржака была. Ирка наша достаёт из розового куста «бычок» и говорит, типа, как можно в такую свою красоту окурки толкать. И тут — опа! Гондон! И ещё! И ещё! Блин!
— А потом они нашли сперва топик брошенный, — выпалил Андрюха, — потом лифчик, потом трусики… как будто мадама бежала и раздевалась на бегу.
— Как у Кустурицы — «Чёрная кошка, белый кот»! Там девчонка в полях раздевалась! — припомнила Лиса и вдруг вздохнула: — Бедный…
— Кто бедный? — Стёпа растерянно заморгал, а потом опять обвёл рукой всё окружающее их пространство, утопавшее в зелени и сверкавшее мрамором. — Этот?
Лиса кивнула:
— Ему же наверняка очень скучно. И одиноко. — И повторила: — Бедный.
Вдруг из зарослей можжевельника, раздвинув их лобастой башкой, выплыл огромный полосатый котяра, при виде которого Лисе немедля пришло на ум слово «манул». Котяра посмотрел на них, неспешно приблизился, боднул Лису головой в коленку и утробно заурчал. Типа, гладь давай, чего стоишь.
— Видишь, он котика завёл, — подытожил Стёпа. — Теперь не такой уж бедный.
— Котики спасут мир, — пробормотала Лиса.Название: Вовочка
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2025
Бета: Xenya-mКанон: ориджинал
Размер: мини, 1670 слов
Пейринг/Персонажи: Вовочка, Марина Сергеевна, директриса, Женя, Палыч и другие
Категория: джен
Жанр: повседневность, юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Вовочка в школе номер пять был притчей во языцех.
Примечание: время действия — наши дни, история взята из реальной жизни
Предупреждение: стёб, сленг, обсценная лексика
Ссылка: здесь
Вовочка Фирсов будто бы явился в школу номер пять из анекдотов про Вовочку. Подвиги его старшей сестры Арины, о которой ехидный учитель истории Андрей Витальевич говорил: «Да укрепит корни её волос и избавит от кариеса Валгалла», меркли перед подвигами её младшего братца. Благо Арина уже окончила девять классов и благополучно из стен «альма матер» отбыла. Прямиком в объятия какого-то кекса цыганской наружности, как жизнерадостно сообщил в учительской физрук Женя, заметивший Арину на улице с кексом. Арина уже ожидала первенца, улучшая демографическую ситуацию в стране. Но сестрицу в «альма матер» сменил Вовочка, и учителя снова преисполнились скорби.
Навязать пятый класс с Вовочкой во главе удалось бывшей классручке Арины Марине Сергеевне под тем предлогом, что она-де прекрасно знает эту семейку. Ещё бы, за столько-то лет вызовов в школу мамы Арины и Вовочки! Папа в семье отсутствовал.
Марина Сергеевна была девушкой неконфликтной и не стала спорить, ибо педколлектив железно решил, что ей уже нечего терять, кроме своих цепей, а директриса пообещала, что будет дополнительно ей доплачивать за ведение документации по Вовочке, который то и дело попадал в поле зрения инспекторов по делам несовершеннолетних. Так что дополнительных бумажек там ожидалось много. На Марине Сергеевне, одинокой и никому не верящей молодой женщине, висела ипотека и двое детей. Она согласилась.
Последним по счёту Вовочкиным подвигом оказался революционный демарш. Одна из родительниц младшеклассников повадилась гордо приезжать в школу за своим чадом на новеньком чёрном «мерсе» супруга. Чтобы на проезжей части «мерс», не дай боже, не попортили, она подгоняла его прямо к школьному крыльцу по согласованию с охранником, который не мог отказать этакой мадаме. Увы! Когда мадама, величественно цокая каблучками и приподнимая подол голубой норковой шубки, всходила на школьное крыльцо, в окно третьего этажа высунулся Вовочка. Движимый классовой ненавистью, он сперва громко, на весь двор, высказал предположение, каким образом мадама заработала на «мерс», потом плюнул на блестящую чёрную крышу буржуйской тачки, а в довершение сбросил туда же подвернувшийся под руку стул. Стул и крыша, к счастью, не пострадали.
Марине Сергеевне пришлось заполнить много, очень много бумаг, инспектору ПДН и маме Вовочки — несколько раз прогуляться в школу и обратно, а мадаме — отныне приходить за своим чадом пешком, потому что рассвирепевший супруг «мерс» у неё отнял. Одному Вовочке всё было нипочём. Ответственности он по малолетству не подлежал никакой, кроме «ай-яй-яй» от мамы, классручки, директрисы и инспектора ПДН. Но их «ай-яй-яи» пролетали мимо его ушей как белый шум. Зато в школе он окончательно стал звездой, что того стоило.
Как-то ближе к концу занятий в первой смене новая директриса Галина Петровна ворвалась в учительскую, волоча за руку упиравшегося Вовочку.
Прискорбно, но отношения у Вовочки с Галиной Петровной не сложились. Однажды он, нагло ухмыляясь, заявил, что директриса — это крыса, что бегает по углам, а потом любезно пояснил ахнувшей и побагровевшей Галине Петровне, что имел в виду биссектрису, которая делит угол пополам. Молодой математик Никита Дмитриевич втихаря возгордился, а педколлектив так же втихаря взоржал. Галину Петровну, явившуюся рулить школой номер пять из городского управления образования, не очень-то любили, как всякую чиновницу.
Теперь она обратилась прямиком к испуганно вскочившей с места Марине Сергеевне:
— Полюбуйтесь на своего оболтуса! Плевал на дверь женского туалета!
— Я не плевал! — возопил красный от возмущения Вовочка, вырвался и вылетел вон из учительской.
Директриса одёрнула блузку, поправила причёску и, величественно приказав Марине Сергеевне: «Разберитесь», удалилась гренадёрским шагом.
Марина Сергеевна обречённо оглянулась на коллег. Физрук Женя ободряюще ей подмигнул, а историк Андрей Витальевич немедленно во всеуслышание изрёк:
— Сперва мальчик плевал на крышу «мерседеса», теперь — на двери женского туалета. Растёт. Всё по Фрейду.
— Чего-чего? — не понял из угла военрук, а по-нынешнему — преподаватель ОБЖ, Николай Павлович — или попросту Палыч. Палычу было под восемьдесят, и о Фрейде он имел самое смутное представление.
— Андрюша, ты рыбного супа, что ли, объелся? — величаво поинтересовалась дородная русичка Валентина Николаевна, окончательно поставив бедного Палыча в тупик.
— Чего? — растерянно повторил тот, снимая очки. Остальные зафыркали.
— Уху ел наш Андрей Витальевич, — бесцеремонно пояснила русичка. — Ребёнку одиннадцать лет!
— У них вся семейка ранняя, — вмешался физрук Женя.
— Я пошла разбираться, — торопливо объявила Марина Сергеевна и поспешила к двери.
Вслед ей донёсся радостный гогот Палыча, до которого дошёл сложный каламбур Валентины Николаевны, и крик физрука Жени:
— Расскажешь, чего там! Нам же интересно!
Через десять минут Марина Сергеевна вновь появилась в учительской и велела поставить чайник. Женя рысью метнулся за водой.
— Давай излагай, — взмолился он, вернувшись. — Скоро же вторая смена начнётся.
Марина Сергеевна, загадочно улыбаясь, опустилась в кресло, подождала, пока чайник вскипит, пригубила чаю из поспешно поданной ей физруком чашечки и объявила:
— Вовочка не виноват.
— Опанцы! Танцуй, Тольятти! — выдохнул Женя и тут же прикусил язык под недоумевающим взглядом Палыча, готового приступить к уточнениям. — То есть, я хотел сказать, Фрейд отдыхает. Продолжай, Марин.
— Девчонки из седьмого «Б» стояли у туалета и хихикали, вместо того чтобы идти на урок, — с расстановкой проговорила Марина Сергеевна. — А наша Галина Петровна…
— Бегала по углам, — кашлянув, подсказал математик.
— Именно. Вышла из-за угла и спросила, почему девочки не на уроке, а если они отпросились в туалет, то почему не заходят. Дурынды испугались и сдуру сказали, что Вовочка наплевал на дверную ручку, вот они и не заходят.
— Зачем сказали? — поразился математик. Он работал в школе недавно, и дети как вид пока что были для него чем-то непостижимым.
— Говорю же — сдуру. Хотели привлечь его внимание, — пожала плечами Марина Сергеевна. — Привлекли. Но он не оценил. Пообещал обеим космы повыдергать.
— Через пару лет начнёт ценить, — вздохнула Валентина Николаевна и сострадательно погладила Марину Сергеевну по макушке. — Держись, деточка.
Марина Сергеевна тоже тяжело вздохнула. А что ей ещё оставалось? Только держаться.
В коридоре радостной трелью залился звонок. Начиналась вторая смена. Учителя неохотно поднялись с насиженных мест. Никто из них ещё не подозревал, что пятой школе грозит явление Вовочки номер два.
* * *
Вовочку номер два привела за руку директриса — и не в пятый класс Марины Сергеевны, а в параллельный, элитный, где обучались уму-разуму детишки из знатных семейств, например, сын инспектора пожарной охраны, дочь тренера спортшколы по самбо, сын владельца сети магазинов секонд-хэнда — и далее по списку.
Фамилия нового Вовочки была Амбарцумян, и он стал первым в ряду принцев крови элитного пятого «А» класса, потому что его папа владел тремя самыми крутыми кафе и ресторанами города — один высился прямо на набережной с видом на море. Нового Вовочку перевели в пятую школу из гимназии, где он почему-то не прижился.
— С чего бы? — пробормотала Марина Сергеевна, узнав об этом, и едва не перекрестилась, когда Вовочка номер два отправился в элитный пятый «А», а не в её собственный класс. Впрочем, ей бы никто такого ученика и не дал, чаша сия её минула.
Не выдержав, она под каким-то предлогом заглянула в соседний кабинет, чтобы взглянуть на чашу, сиречь на нового Вовочку. Тот был щуплым, бледным и худым, с зачёсанными назад белыми волосами, как у Драко Малфоя, — и не скажешь, что наследник заводов, газет, пароходов, то есть пафосных рестораций.
— Говорят, у них дома настоящий зоопарк с павлинами и слонёнком, — громогласно сообщил в учительской физрук Женя, всё про всех знавший. — И ещё ему папа яхту купил.
«Значит, всё-таки пароходов», — со вздохом подумала Марина Сергеевна и досадливо отмахнулась:
— Это не наше дело. Наше дело…
— Учить. Вовочку не надо нюхать, его надо учить, — процитировал Женя знаменитый дурацкий анекдот и радостно заржал.
— Тьфу на вас, Евгений Викторович, — буркнула Марина Сергеевна. Сердце у неё заныло от недоброго предчувствия.
Новичок отличился уже на третий день после своего торжественного прибытия в школу номер пять. За обедом он соизволил съесть не только свою рыбную котлету, но и котлету соседки Маши Кудрявцевой. Вот так, схватил с тарелки, молниеносно проглотил и демонстративно облизал пальцы, уставившись на обомлевшую Машу фирменным взглядом Драко Малфоя, то есть хищным змеиным.
Маша ахнула и схватилась за телефон. Отвратительное изобретение — ватсап. Через минуту Машина мама уже написывала классной руководительнице, а та, по некотором размышлении, — папе Амбарцумяну.
Это оказалось роковой ошибкой.
Когда ни о чём не подозревавшая Марина Сергеевна в середине первого урока второй смены выглянула в коридор на странный шум, оттуда доносившийся, то так и обомлела. В коридоре творилось странное и страшное.
Здоровенный лысый — или наголо бритый — мужик в сером костюме-тройке — даже с жилетом! — безжалостно охаживал гигантской лапищей по заднице пытавшегося вырваться Драко Малфоя. То есть Вовочку номер два, который орал, будто его резали, и умывался соплями. Мужик тоже орал:
— Тебе что, нечего жрать?! Ты что, бомжара?! Я тебя спрашиваю, сучонок! Ты чего меня позоришь, тварь?
Папа Амбарцумян явился, с оборвавшимся сердцем поняла Марина Сергеевна и ринулась на него, как моська на слона, с криком:
— Немедленно прекратите бить ребёнка!
Краем глаза она заметила, как элитная классручка в ужасе жмётся к недавно оштукатуренной стене вместе с кучкой других элитных отпрысков. Амбарцумян, не оборачиваясь, двинул ручищей — и Марина Сергеевна тоже отлетела к стене, едва удержавшись на ногах.
— Надо звать охрану, — выпалила она.
— Ты что, это же Амбарцумян, — пролепетала элитная классручка.
И тут, как это обычно водится в американских боевиках, появился герой-спаситель. Мститель, можно сказать. То есть Вовочка номер один Фирсов.
Он схватил красный пожарный огнетушитель, сроду никому не нужный и сиротливо притулившийся в углу, сноровисто поколдовал над ним и залихватски направил белоснежную пенную струю на папу и сына Амбарцумянов. Оба почти мгновенно превратились в белопенных снеговиков. Только габариты папы Амбарцумяна не дали ему опрокинуться на пол.
В коридоре воцарилась гробовая тишина, и в этой тишине Вовочка звонко выкрикнул:
— Мудила злоебучий!
С грохотом швырнул опустевший огнетушитель под ноги икнувшему Амбарцумяну-старшему и будто растворился, как не было.
«Настоящий Мститель», — ошалело подумала Марина Сергеевна, глядя на такие же ошалелые физиономии девчонок из седьмого «Б», благоговейно взирающих вслед исчезнувшему Вовочке.
— Что это за… кто это? — прогудел вынырнувший из пенного кома старший Амбарцумян. Его отпрыск, промокший насквозь, улепётывал вслед за своим спасителем.
«Не дай бог, объединятся», — с тревогой подумала Марина Сергеевна и гордо ответила:
— Это мой ученик. Из моего класса.
Папа Амбарцумян тяжело посмотрел на неё. Потом обтёр носовым платком бритую мокрую макушку и изрёк:
— Молодец. И ты молодец. То есть вы.
На другой день Драко Малфой, он же Амбарцумян-младший, он же Вовочка номер два, перешёл в класс Марины Сергеевны.
По личной просьбе отца.
Учительская встретила Марину Сергеевну восторженным и одновременно скорбным гулом.
— Присаживайся, Марин, — уважительно сказал физрук Женя, протягивая ей чашку с чаем. — Тебе теперь силы нужны. Хочешь, пиццу закажу? Или шаурму.
Марина Сергеевна махнула рукой и повернулась к Палычу:
— Николай Павлович, могу я вас попросить?
Военрук с готовностью кивнул.
— Поставьте Фирсову пятёрку за четверть. Он отлично знает ОБЖ.