Автор: sillvercat для fandom Orcs 2023
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: миди, около 10000 слов
Пейринг/Персонажи: Гхурх, Ллуэллин, братья Гхурха, другие орки и эльфы, Книга
Категория: джен
Жанр: modern!AU, драма, экшн, юмор, броманс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Эльф Ллуэллин неожиданно обнаруживает в себе способности к давно утраченной эльфами древней магии и в подвале дома своего покойного деда находит таинственную Книгу. За ним охотятся его же соплеменники из экстремистской организации «Власть Светлых», а помогает ему, наоборот, орк Гхурх Моррин со своими братьями.
Примечания: В этой реальности орки — правящая каста, эльфы — маргиналы.
Сиквел к командным текстам прошлого года «Эльфийская магия» и «Орочья магия»
Предупреждение: насилие, обсценная лексика, сленг, стёб, немного политики
Ссылка: тут.
Побег
Гхурх легко прошёл паспортный контроль и таможенный досмотр перед рейсом на Гелион. Вещей у него с собой было немного, все они легко уместились в небольшой элегантной кожаной сумке, пошитой на заказ. Он сроду не гонялся за одеждой модных брендов, за исключением нескольких деловых костюмов для бизнес-переговоров, но считал, что аксессуары и обувь должны быть наилучшими. Возможно, такие привычки были отголосками боевого прошлого орков: воин мог ходить хоть в лохмотьях, но амуницию, сапоги и оружие выбирал придирчиво, покупал втридорога и ухаживал потом за всем этим, как за любимым конём.
Касательно коней у Гхурха были те же первобытные, как дразнились его братцы, убеждения. Конь, то есть автомобиль или флайер, должен быть прежде всего надёжным. Красота — потом. И точка.
Он спокойно стоял на движущемся полотне дорожки, мимо которого то и дело проскакивали разные нетерпеливцы. Гхурх с усмешкой за ними наблюдал. Ну куда торопиться, если в конце концов все они должны были оказаться в одном самолёте. Нет же, мчатся как ошпаренные. Нервная система совсем ни к чёрту. А ведь среди нетерпеливцев были и орки, не только люди. Да уж, сытость цивилизации пагубно повлияла даже на его сородичей. В давние времена те невозмутимо висели на пыточных столбах, позволяя себе лишь в качестве самовыражения поливать своих палачей отборной бранью.
Наконец дорожка перебазировала Гхурха, как и десяток других пассажиров бизнес-класса, в чрево самолёта, а хорошенькая белокурая стюардесса-эльфийка с заученной приветливой улыбкой указала на обозначенное в посадочном талоне место. Чтобы не терять даром времени, он сунул в ухо наушник, устраиваясь поудобнее и проглядывая рекламный журнал.
Он предпочитал, чтобы все органы его чувств были заняты делом.
Бодрый баритон в наушнике возвестил:
— Вы слушаете радиостанцию «Око Света». Наши источники сообщают, что пострадавший при столкновении с полицией пятнадцатилетний перворождённый Феррел Сейлас, который накануне был выписан из муниципального госпиталя в коматозном состоянии, пришёл в себя. По словам его родных, он ничего не помнит о случившемся. После проведённого обследования его состояние признано удовлетворительным. Таким образом, полицейские, ранее обвинённые в превышении служебных полномочий в отношении этого подростка, подвергнутся лишь дисциплинарному взысканию и временному понижению по службе.
«Но это ничему не научит подонков», — угрюмо подумал Гхурх, выдёргивая наушник. Отвратительные гладкие фразы диктора напоминали приторные обсосанные леденцы и вызывали зубную боль.
Что на самом деле спасло мальчишку, получившего полицейской дубинкой по голове, так это чудо.
Чудо в лице магика-эльфа Ллуэллина Элгота.
Который сам по себе был чудом — с его зелёными льдистыми глазами, кривой усмешкой и изящным тонким телом в росписи цветов и листьев.
Гхурх в замешательстве кашлянул и поспешно погрузился в деловые бумаги, извлечённые из сумки. Хорошо, что в бизнес-классе самолёта кресла стояли по одному в ряду. Никаких соседей, ни с кем не надо поддерживать вымученных светских бесед.
С кем он бы хотел сейчас поговорить, так это с Ллуэллином, остроязыким и злым, как жгучий перец. Отчаянным и беззащитным. Вором и магиком.
Гхурх поймал себя на том, что невидяще таращится в свои бумаги, и раздражённо поерошил волосы на макушке широкой смуглой ладонью. Ллуэллину пора было убираться из его башки.
Пока что он не мог сделать для него больше, чем уже сделал.
* * *
Ллуэллин Элгот, а по новым документам вовсе даже Тавиор Кенгорн, стоял перед обшарпанным столом оперуполномоченного Мая Савиана, как тот не очень внятно ему представился. Стоял, надеясь, что у него на лице не написана тоска и безнадёга. Что ему удаётся выразить то, что он совсем не испытывал: ощущение собственной невиновности вкупе с лёгкой примесью страха и любопытства. Мол, интересно, чего вы прицепились ко мне, но лучше бы всё-таки отцепились, а? Я же законопослушный гражданин, ничего такого-эдакого за мной не числится.
Ллуэллину требовалось скрыть от проницательного взора оперуполномоченного Савиана, прах его побери, слишком многое.
Во-первых, то, что лежащие на столе документы на имя… как его там… Тавиора Кенгорна были фальшивыми.
Во-вторых, то, что ксиву эту заказал для него у ксивщиков через своего информатора не кто иной, как Гхурх Моррин, богатый орк, успешный бизнесмен, владелец корпорации «Стройки Моррина», столп общества и всё такое прочее.
В-третьих, то, что он, Ллуэллин, познакомился с Гхурхом Моррином в его собственном особняке по улице Платановой, когда попытался его обнести в отсутствие хозяев. Вернее, это наводчик его подвёл, заверив, что хозяева, мол, отсутствуют. Поразъехались по заграницам. На самом деле дома не было только Гхурха, который, однако, заявился чуть позже, пока его младшие братишки, двое рослых кабаняк, вертели и тыркали пойманного ими Ллуэллина как хотели. Спасибо, не жарили. Ллуэллину удалось заболтать Гхурха, оглоушить его выплеском древней магии и свалить.
Да, главное, что требовалось Ллуэллину скрыть от полицейских, — собственные магические способности, которых, как было общепризнано, и вовсе не осталось у перворождённых в этом мире, где после тысячелетней давности разгрома Светлых Сил господствовали орки.
То, что на службе в полиции в чине оперуполномоченного оказался этот эльф, Май Савиан, было всего лишь следствием политики толерантности, громогласно провозглашённой нынешней правящей элитой. Раньше ни один эльф не мог бы подняться выше должности патрульного в родном гетто на задворках.
Ллуэллин незаметно сглотнул и переступил с ноги на ногу. Потом кашлянул и скучным голосом осведомился:
— А что не так-то, господин оперуполномоченный? На каком основании меня задержали?
Опер поднял голубые раскосые глаза и не менее скучающим тоном отозвался:
— Сам как думаешь?
О, эта замечательная тактика была Ллуэллину знакома — заставить психовать и юлить в надежде, что задержанный сам себя оговорит. Ага, держи карман шире, господин опер, я тебе туда дензнаков накидаю. Впрочем, как раз этого, возможно, и добивался Савиан.
Несмотря на юность, Ллуэллин был калачом тёртым, хотя, к своему счастью, в полицейские картотеки никогда не попадал. Единственным, кто ухитрился его ошеломить, был громадина-орк Гхурх Моррин. Которого он оглушил магическим ударом и сбежал, а тот его разыскал, но не для того, чтобы отомстить, а для того, чтобы предложить свою помощь. Сумасшедший медведь.
Его личный собственный волшебный медведь, отчаливший сейчас за бугор.
Ллуэллину предстояло выкручиваться одному. И кое-что облегчало ему эту задачу — новый пустой мобильник, например, с новой же симкой, на покупке которого настоял предусмотрительный Гхурх. Номер Маэля — своего единственного друга — Ллуэллин и так знал назубок. А остальные ему были без надобности. Так что из отобранного мобильника копы всё равно ни хрена бы не выкрутили.
— Я без понятия, — ответил он полицейскому со всей возможной честностью, глядя прямо в глаза без малейших признаков агрессии. Хотя дешёвые металлопластиковые наручники впивались плохо обработанными краями в его запястья, а заведённые за спину руки изрядно затекли.
Опер ещё некоторое время сверлил его пронзительным взором, а потом снова уставился на его документы, лежавшие перед ним на столе аккуратной кучкой: паспорт, страховое свидетельство, медполис, кредитка. И постучал по ним кончиком дешёвой пластиковой ручки:
— Видите ли, господин Кен-горн, — это имя он произнёс раздельно, нехорошо ухмыляясь, — мы на днях задержали ксивщика, который делал эти документы.
Ллуэллин опять выдержал его цепкий взгляд, не мигая, хотя сердце его ухнуло вниз. Ещё не хватало! Такого поворота ни Гхурх, ни он сам не предусматривали.
— Он запел у нас, как канарейка на жёрдочке, причём не отходя от станка, — вкрадчиво продолжал Савиан, незаметно поднявшись со стула и одним неуловимым текучим движением переместившись за спину Ллуэллина. — Поскольку матрицы тех фальшивок, что он делал последними, так и зависли в его оборудовании, нам осталось только их извлечь и проследить, не всплывут ли они где-нибудь. И вот они всплыли, представляешь? Всплыли, когда ты, щенок, решил приобрести билетик на поезд до Бонгарта. К сожалению, ксивщик выдал нам только промежуточного заказчика, а главный заказчик остался неизвестным. Это был ты? Или какой-нибудь твой дружок? Что ты забыл в Бонгарте? Отвечай, сучонок!
Он неожиданно и больно дёрнул Ллуэллина за цепочку наручников, и тот стиснул зубы, удерживаясь от вскрика. Сука, вот же сука, а ещё из перворождённых. Ллуэллин раньше с эльфами, оказавшимися хоть на какой-то вершинке власти, дела не имел, хотя подозревал, что те будут ещё хуже орков. Так и вышло.
Но ему оставалось лишь дальше изображать оскорблённую невинность. Ни в какой Бонгарт он вообще не собирался. Просто купил туда билет, после чего его и замели, видать, данные фальшивого паспорта сразу попали в полицейскую поисковую систему. Нужна же была Ллуэллину вовсе Кандерога, железнодорожная станция, находившаяся перед Бонгартом. Именно в Кандероге он собирался потихоньку соскочить с поезда.
— Не понимаю, про что вы толкуете, господин оперуполномоченный, — процедил он, переведя дух. — Паспорт мне выдали в казённой управе нашего ок…
Он не договорил, потому что сапог мудилы Савиана саданул его под колени. Ллуэллин на эти самые колени и рухнул, на сей раз не удержавшись от стона и смачного ругательства, за что получил ещё и удар кулаком по затылку — несильный, но чувствительный. Савиан явно не собирался пока что его калечить, так, баловался.
— За что? — возмущённо прохрипел Ллуэллин, продышавшись. Да, пора было начать возмущаться. Пусть грёбаный опер ещё поговорит, что-нибудь расскажет — тот явно был из породы уёбков, которые упиваются звуками собственного голоса.
— За ложь, любезный Кенгорн, исключительно за ложь, — насмешливо пропел у него надо головой Савиан. — Неужели ты думаешь, что мы не подняли архивы той управы, которую ты только что всуе упомянул. Некий Тавиор Кенгорн там действительно значится, но вот незадача: бедолага скончался во младенчестве, как это часто бывает с ребятишками из трущоб, и похоронен на общественном кладбище…
Дальше его трёп вообще слушать не стоило. Всё было ясно. Вместо этого Ллуэллин прислушался к себе. Он не применял магию с тех пор, как вылечил покалеченного полицейскими пацана на окраине Шогвосса. И сейчас с нарастающим восторгом и яростным весельем чувствовал, как внутри разгорается знакомый и ослепительный белый свет. Вздымается неудержимая, неостановимая волна.
Обжигающая древняя магия.
Он невольно закрыл глаза, вновь для виду беспомощно дёрнув скованными за спиной руками. Проклятие, ведь этот злосчастный Савиан на самом деле знать не знал, с кем нечаянно связался!
Но Ллуэллин сейчас не мог лишить его сознания магическим ударом, как сделал это когда-то с Гхурхом. Что он, спрашивается, предпримет, если останется закованным в наручники посреди кабинета в этом занюханном полицейском участке? Допустим, от толчка магии и наручники упадут с него, будто осенние жухлые листья. Допустим, хотя он представления не имел, как это проделать. Но ему надо было ещё миновать будку на входе — с металлоискателем, с цепкими любопытными взглядами других мудаков-полицейских?
На самом деле он только-только начал учиться управлять заложенной в нём силой — и применял её пока что всего несколько раз. Для целительства. И лишь однажды — чтобы оглушить Гхурха.
Который потом всё равно его поймал, встретив на улице удирающим от экстремистов Власти Светлых — тем тоже не терпелось заполучить в сети своей организации чуть ли не единственного уцелевшего магика, по крайней мере в Шогвоссе точно единственного. Тогда-то Гхурх и привёз его — не в свой шикарный особняк, а в уединённую квартиру в богатом квартале, где накормил, напоил и спать уложил, клятый медведь. Волшебный медведь.
И объявил, что, мол, ничего ему, Гхурху, от Ллуэллина не нужно. Что он всегда будет помогать Ллуэллину бескорыстно, то есть даром. Потому что Ллуэллин, видите ли, чудо.
Сделал ему документы и отпустил. А сам улетел на неделю в Гелион.
И теперь его чуду предстояло поднатужиться, чтобы не сдохнуть в камере под толпой других сидельцев.
Именно про это как раз толковал сволочной опер, когда Ллуэллин снова к нему прислушался.
— Смотри, красава, я тоже перворождённый, как видишь, и не хочу для тебя ещё больших неприятностей. Но мне, как ни прискорбно, придётся их для тебя организовать, — вкрадчивый голос его упал до полушёпота, — если будешь нарываться и дальше. Такому красавчику, как ты, с этой серёжкой в ушке и росписью на шкурке, в любой камере о-очень обрадуются. У нас тут какого только сброда нету. Полуорки, полуэльфы, ну и чистокровные люди-человеки, само собой. Все — отъявленные бандюги, пробу ставить негде. Камеры, увы, перенаселены, до пятнадцати уродов туда набивается. То-то им будет веселье, то-то раздолье, когда ты где-нибудь станешь шестнадцатым. А?
Ллуэллин невольно содрогнулся, а по губам Савиана скользнула почти мечтательная усмешка. Обрисованная картина его явно возбуждала, и Ллуэллин почувствовал вспышку омерзения. Вот же дерьмо.
Надо было действовать, пока не поздно.
Он глубоко вздохнул и испуганно забормотал, будто со стороны слыша свой жалкий скулёж:
— Не надо, что вы, господин оперуполномоченный… не делайте этого, не берите греха на душу. Я расскажу, я всё расскажу… Спрашивайте.
— Вот так бы и давно, — удовлетворённо проговорил Савиан, легко вздёргивая его на ноги и возвращаясь к своему столу. Присев за него, он извлёк из ящика разлинованный лист бумаги, очевидно, готовясь писать протокол, а Ллуэллин тем временем взахлёб продолжал:
— Видите ли, господин оперуполномоченный, мне, конечно, стыдно в эдаком признаваться, но я нахожусь на содержании у одного богатея… он-то и заказал для меня эти документы.
Это прозвучало вполне правдоподобно, поскольку и являлось почти что правдой.
— Кто это? — отрывисто спросил Савиан. — Имя, фамилия, род занятий, место жительства? И твоё настоящее имя?
Он занёс свою ручку над разлинованными листками, и тут Ллуэллин выпалил:
— Выпишите мне пропуск, господин оперуполномоченный. Ну!
Удар магии, рассчитанный Ллуэллином наугад, сработал как надо, к его величайшему облегчению. Будто бы он, закованный в наручники, всё же сумел влепить кулаком в челюсть ненавистному оперу. А сукин сын Савиан вскинул на него расширившиеся голубые глаза, пару раз хлопнул ресницами в полном недоумении, потом медленно, очень медленно извлёк из ящика стола ещё одну бумажонку — маленькую, розовую. И что-то накарябал на ней, едва не высунув язык от усердия и заглядывая в лежащую перед ним ксиву Ллуэллина.
— Готово, — пробормотал он, послушно проделав всё это.
Сработало! О Эру, действительно сработало!
Но Ллуэллин не позволил себе радоваться. Сюда в любой момент мог войти кто угодно, и он бы совершенно не знал, что с этим «кем угодно» делать. Не складировать же ему тут полицейских пачками! Поэтому он ещё раз несильно подтолкнул Савиана со словами:
— Давай, сними с меня браслеты. Быстрее!
Тот встал из-за стола уже совсем не таким плавным движением, как раньше. Теперь он двигался рывками, словно кукла на ниточках, суетливо доставая из кармана отмычку. Старался угодить, падла. Ллуэллин с удовольствием угостил бы его парой пинков. Но вместо этого сурово приказал, ткнув высвободившейся из хватки металлопластика рукой в сторону узкого дивана с засаленной обивкой, притулившегося в углу кабинета:
— Спать ложись. Ты устал.
Деревянными шагами прошествовав к своему крайне неудобному ложу, Савиан рухнул на него, поджал под себя ноги и мигом захрапел.
О Эру всемогущий…
Ллуэллин мгновенно сгрёб со стола свои документы, розовый пропуск и лист протокола. Осторожно выглянул за дверь — там никого не было — и припустил по прокуренному коридору, расчерченному полосами света из грязных, с разводами, окон. Он надеялся, что правильно помнит, где тут выход.
* * *
Ллуэллин осознал, что ему снова неимоверно повезло, когда на негнущихся ногах, но с лёгкой улыбкой субъекта, которому нечего и некого бояться, миновал дежурного полицейского-орка на входе. Тот, правда, мельком глянув на розовую бумажку пропуска, оказавшуюся у него перед носом, проворчал:
— И чего этот белобрысый, Май этот, всё мудрит… Туда-сюда какого-то сопливого эльфёнка таскает, бумагу переводит. Где бы ни работать, только бы не работать.
«Моралист хренов», — подумал Ллуэллин, еле удержавшись от нервного смешка.
Но на улице, где уже начал накрапывать мелкий дождик, ему расхотелось смеяться и ликовать. Он прошагал два квартала, стремясь побыстрее отдалиться от полицейского участка и затеряться в толпе. Ладно, затерялся. Но что дальше-то?
Он никак не мог навести копов и сраных революционеров из «Власти Светлых», что шли по его следу, на Маэля. На своего единственного друга. Обращаться к нему за помощью было нельзя. Просто нельзя, и всё, хотя сам Маэль, узнай он об этом, по башке бы ему настучал, к бабке не ходи.
Успел ли грёбаный опер занести куда-то его данные? Вспомнит ли тот вообще, что произошло?.. Ллуэллин понятия об этом не имел, но из предосторожности в ближайшем же банкомате опустошил банковскую карту и рассовал по карманам наличность. Карточка, по крайней мере, пока не была заблокирована, и на том спасибо. Поколебавшись, он незаметно опустил её в ближайший мусорный бак — чтобы не напали на след. Но что ему было делать с паспортом и другими своими бумагами, если треклятый ксивщик с ними засветился? Старые документы Гхурх у Ллуэллина забрал, и это, с одной стороны, было хорошо — после того, как в полиции его вывернули наизнанку. А с другой стороны, получалось, что он теперь и билет-то на поезд не мог купить. Пешком ему до Кандероги пердохать, что ли?
«Ну ты и дурень, — изрёк у него в башке ехидный внутренний голос. — Пешком-то зачем? Автостопом».
Это тоже было рискованно, но куда деваться!
Рюкзак с кое-какими пожитками, привезёнными Гхурхом с его съёмной хаты, остался в привокзальной камере хранения. Всё тот же внутренний голос предложил на него забить — а ничего другого и не оставалось. Приблизительно прикинув дальнейший путь, Ллуэллин подгрёб поближе к автобусной остановке, высматривая на схеме маршрутов загородные. Стоял, стараясь слиться с фонарным столбом, к которому прислонился, и поглубже натянул на голову капюшон тонкой серой ветровки.
Если бы старая магия могла сделать его вовсе невидимым, он молил бы об этом Эру, пока не охрип.
Но вот прямо сейчас Эру явно его оставил, потому что рядом у обочины плавно затормозил здоровенный вишнёвый «ярви», из которого высунулась лохматая орочья башка, и смуглая скуластая физиономия расплылась в торжествующей ухмылке:
— Садись, заебались за тобой гоняться. Садись, говорю, тут нельзя останавливаться!
Ллуэллин подавил желание кинуться прочь и, едва волоча ставшие ватными ноги, побрёл к машине, из которой торчали уже две одинаково кудлатые башки — братцев Гхурха, прах их побери, похожих на старшенького, как горошины из стручка. Только более молодые, отвязные и мелкие горошины.
Ну как мелкие… Каждый из них был на голову выше Ллуэллина и раза в полтора шире в плечах. Кабаняки хреновы.
Бегать от этих здоровенных придурков, в общем, было бессмысленно.
Проскользнув на заднее сиденье, Ллуэллин снова прислушался к себе и слегка приободрился. Магия не переполняла его, готовясь выплеснуться, но оставалась внутри. Словно спокойное озерцо после недавно налетевшей и схлынувшей бури. Он не знал, сможет ли одолеть сразу обоих, если до этого дойдёт. Просто надеялся, что не дойдёт.
Сидя на краешке обитого тёмным велюром сиденья, он сверлил взглядом их курчавые затылки, пока тот братец-акробатец, что сидел рядом с водилой, не обернулся к нему, снова сверкнув белым оскалом:
— Чо зыришь? Не боись, мелочь, не обидим.
И заржал.
Ллуэллин ожидал какой-нибудь глумливой похабной подначки, учитывая, как они оба измывались над ним в братнином доме, но парень — звали его, кажется, Мхурх, тот, что тогда получил по роже от старшего, — продолжал вполне миролюбиво:
— Братан велел за тобой присматривать, вот мы и присматриваем. Так что выкладывай, чего надо.
Ллуэллин подозрительно уставился ему в лицо. Что ж, похоже, им можно было верить. Он осторожно проговорил:
— Вообще-то мне надо в Кандерогу. Отвезёте?
— Не вопрос, — легко отозвался водила, прибавляя скорость, и Ллуэллина вжало в спинку сиденья. Он заёрзал, устраиваясь поудобнее, и нерешительно спросил:
— А закурить есть?
— Не вопрос, — откликнулся на сей раз младший, вынимая из «бардачка» пачку «Монкальма», позолоченную зажигалку и передавая всё это Ллуэллину. Вот за что тот был несказанно признателен. Его-то сигареты остались в грёбаном участке.
— Вы как меня нашли? — не вытерпел он.
Учитывая, что он изо всех сил старался замаскироваться, это было даже обидно.
Братцы переглянулись, и средний, Пхурх — о Эру, что за имена были у этой троицы! — наконец степенно объяснил, небрежно придерживая баранку руля ребром левой ладони:
— У Гхурха повсюду связи. Один человечек позвонил и напел, что ксива твоя засветилась у оперов как фальшивая и те тебя уже заграбастали. Старшой нас вызвонил, мы — в тачку и сюда. К участку этому вонючему.
Насчёт вонючести участка Ллуэллин был с ним целиком и полностью согласен. Все служившие там тоже были те ещё вонючки.
— Ну, мы припарковались на углу, через улицу, сидели и гадали, как тебя оттуда вытащить, обсуждали диспозицию, короче, — важно продолжал Пхурх, почти не глядя на шоссе, по которому они неслись с немаленькой вообще-то скоростью, деревья и рекламные щиты по обеим сторонам так и мелькали.
— Осторожнее, — буркнул Ллуэллин, и Пхурх не преминул съязвить:
— Тебе-то чего бояться, ты же бессмертный.
Но скорость этот придурок всё-таки сбросил.
— А что, какие были варианты для… для вытаскивания? — осведомился Ллуэллин после паузы. Он представления не имел, что могло взбрести этим двум раздолбаям в их раздолбайские головы.
Пхурх покосился на него весёлым тёмным глазом, а ответил Мхурх:
— Ну, в багажнике есть парочка светошумовых гранат…
Ллуэллин поперхнулся, и оба с готовностью захохотали.
— Шутка, — с прежней важностью объявил Пхурх. — Мы бы подождали, не выпустят ли тебя, и если нет, то тот человечек, что братану помогает, заявился бы. Он вообще-то из прокуратуры, так что ему тебя отдали бы. А он — нам. Не безвозмездно, само собой. И тут зырим — ты идёшь. Ну, и мы потихоньку за тобой. Так они чего, отпустили тебя, правда, что ли?
— Н-не совсем, — пробормотал Ллуэллин, покусывая губы.
— Ты их замагичил! — разинул рот Мхурх, уставившись на эльфа с нешуточным уважением. — Крутняк! Вырубил кого, что ли?
«Замагичил» — было хорошим словцом. Младшие Моррины, хоть и долбоклюи, всё же сильно походили на старшего брата.
— Не совсем, — повторил Ллуэллин. — Там был оперуполномоченный, ну, который меня допрашивал… так я его… немного подтолкнул. Он сперва мне пропуск выписал, а потом… просто заснул. На диване.
— Ого! — протянул Мхурх с прежним почтением. — Ты и с нами так сможешь?
Глядя в его округлившиеся карие глаза, Ллуэллин невольно прыснул, и тогда младшенький тоже неуверенно заулыбался. Прах его дери, Ллуэллин начинал испытывать к этим лосям безотчётную симпатию!
Хотя почему «безотчётную»? Он понимал, что просто видит в них Гхурха.
— Я не знаю, — честно признался он, хотя из соображений осторожности следовало бы твёрдо заверить эту резвую парочку оглоедов в своей полной над ними магической власти, а то мало ли... Но он сказал чистую правду: — Я толком пока не знаю, на что я способен. Не знаю, что делали старые магики, чтобы правильно управлять… ну… — он покрутил рукой в воздухе, — всем этим.
Средний кивнул, как бы принимая такой расклад, и задал новый вопрос, уже не имеющий отношения к магическим возможностям Ллуэллина:
— А зачем тебе в Кандерогу?
Ллуэллин снова на миг прикусил губу, но потом всё-таки решился и бухнул:
— Там дедов дом стоит. В лесу.
Лес ждал их. Лес, дом эльфов.
Хранитель Книги
Дедов дом до сих пор снился Ллуэллину. Хотя какой уж там дом — сейчас он понимал, что это просто лачуга, хижина, крытая дранкой, с нависающими над самой головой почерневшими балками потолка, с самолепной печуркой в углу, нещадно дымившей. Но в детстве эта хижина казалась ему чем-то волшебным. Приютом тех древних сказочных существ, что умели понимать язык деревьев, зверей и птиц.
Прямо за хижиной высилась огромная сосна, по стволу которой сновали юркие белки, сбрасывавшие шишки на голову маленького Ллуэллина. Тот пыхтел и злился, тщетно пытаясь вскарабкаться наверх по смолистому толстому стволу. Дед посмеивался над ним и говорил рассудительно: «Ну ты же не белка…» Потом Ллуэллин научился перебираться на корявые ветви из чердачного окна и, к удивлению и испугу деда, действительно начал путешествовать среди сосновой хвои, ловко цепляясь за сучья. Теперь он уже со смехом сыпал сверху на седую голову деда мелкие веточки и чешуйки шишек, а тот беззлобно ругался и грозил выпороть.
Хорошее было время. Лучшее время в его жизни.
Ллуэллин не знал, цел ли этот дом, приют его детства, куда он приезжал из города каждое лето, а после смерти родителей прожил там два с половиной года.
Кандерога была железнодорожной станцией, вокруг которой вполне естественно образовался посёлок. Население его — эльфы, полуэльфы и люди — работали на этой самой железной дороге, в лесные предгорья ходили по грибы и ягоды. Кто-нибудь из них вполне мог занять дедову хибару. Или спалить — просто так, из злого озорства. Ллуэллин, после смерти всех своих родных очутившийся в городском приюте и пробывший там до шестнадцати, про злое озорство понимал всё.
Его внезапно разморило от плавного хода машины, пожирающей пространство миля за милей. Братцы Гхурха перестали болтать и тоже притихли. Поэтому Ллуэллин даже не заметил, как Пхурх затормозил напротив заправки, оказавшейся ещё и местным техсервисом. Очнулся он, когда тот легонько коснулся его плеча своей лапищей и тут же её отдёрнул, будто обжегшись, со словами:
— Теперь куда? Вон станция, а шоссе дальше пошло, в Бонгарт.
— М-м… — промычал Ллуэллин, уставившись в окно и спросонок не узнавая местности.
Вдали вздымались отроги Серых гор, поросшие хвойным редколесьем и кустарниками, совсем рядом с лентой шоссе виднелись железнодорожные пути и небольшой старый вокзал, а за ним — россыпь домишек, среди которых величаво высились два особняка весьма прихотливой постройки. «Начальника станции и какого-нибудь местного торгаша, не иначе», — с ходу определил Ллуэллин.
Он не был здесь пять лет, а с тех пор многое изменилось. Но искать каких-то знакомых деда он не собирался. Незаметно попасть в дедов дом — вот что ему было нужно. Он ещё раз поглядел в любопытные физиономии братьев и тяжело вздохнул. Ага, станешь с таким сопровождением незаметным, как же.
«Раньше надо было про это думать», — злорадно сообщил ему внутренний голос и был, разумеется, прав.
— Проблемы? — немедля поинтересовался навостривший уши Мхурх, которого так и подмывало назвать Мурхом, до того он походил на весёлого жестокого кота-подростка. Ллуэллин понимал: не подоспей тогда в свой особняк старшенький, оба этих красавчика заиграли бы его до полусмерти, а то и до смерти. Легко. Но сейчас они были, как ни странно, на его стороне. Причём безо всяких вопросов.
Ллуэллин ещё раз вздохнул и объяснил:
— Мне надо попасть в дедов дом так, чтобы меня никто не заметил и не догадался, что я там живу. Если бы я один был, думаю, справился бы. Но с вами — никак.
Это было понятно: даже кассирша на автозаправке бросала из своей будочки в сторону вишнёвого «ярви» любопытные взгляды. А уж когда оттуда вывалятся два весёлых братца-орка, громогласных и суперски прикинутых…
Стоп! В мозгу Ллуэллина молниеносно созрел некий план, пусть пока и нечётко оформленный.
— Тебе вообще стоило у старшого на хате остаться, — с сожалением заявил тем временем Пхурх, и его будто вырубленная из камня рожа ещё сильнее омрачилась, когда Ллуэллин отрицательно замотал головой. — Гордый, — хмуро констатировал он. — Ладно, так что теперь?
Они смотрели... нет, взирали на него как на старшего, и Ллуэллин не удержался от улыбки.
— Если сможете отвлечь на себя внимание — хоть чем, — негромко сказал он, — я незаметно выскочу и дёрну в закат. Только туда вон, к техсервису, подъезжайте.
Двор станции техобслуживания был загромождён тачками разной степени убитости, и добраться до забора под их прикрытием, а потом раствориться в подлеске казалось Ллуэллину делом плёвым.
Пхурх поразмыслил, задумчиво уставившись в сторону техсервиса, где неспешно прохаживались, что-то жуя на ходу, два полуэльфа-механика в замурзанных синих комбинезонах, и деловито кивнул:
— Сделаем. Но… это… — он как-то замялся, будто застеснявшись. — С Гхурхом поговорить не хочешь? У тебя же теперь мобилы нет.
Он вытащил из кармана смартфон и вопросительно уставился на Ллуэллина. О Эру всемогущий, да братцы Гхурха вбили себе в головы какие-то романтические бредни!
Ллуэллин почувствовал, что краснеет.
— Ни к чему, — строптиво пробурчал он, отводя взгляд. — Сами потом ему всё расскажете. И это… спасибо.
— Не за что. Свои ведь, — рассудительно заметил Пхурх на полном серьёзе, и Ллуэллин едва не застонал. Точно, братцы оказались сраными романтиками, вот дела-то.
Тем временем Мхурх выдернул у себя из-под ног какой-то фирменный пакет.
— Выпивон и закусон, — объявил он торжественно, пихая пакет Ллуэллину. — Забирай. Найдёшь там чего жрать-то, в доме у деда своего? — вдруг озаботился он.
Заботливый, надо же!
— Найду, — решительно заявил Ллуэллин, прикидывая, что у деда был не только маленький садик с огородом, но и погреб в сенях. Что там могло уцелеть за пять лет, Эру знал. Но терять Ллуэллину было уже нечего.
Он мельком заглянул в пакет и ухмыльнулся. Бутылка дорогущего вискаря, здоровенный копчёный окорок и целый блок «Монкальма». Класс! Он показал просиявшему Мхурху большой палец и взялся за ручку дверцы, пока «ярви» делал разворот, подкатывая к воротам техсервиса. Ллуэллин сполз с сиденья вниз и там притаился, благо худосочная комплекция позволяла.
Братцы не подвели, разыграли всё как по нотам. Сперва из машины вывалился Мхурх и возмущённо заорал, обращаясь к оставшемуся на водительском месте Пхурху:
— Слушай, ты, косорукий! Ты вообще водить умеешь?! Ты что с нашей ласточкой сотворил?! Она ж новая, а скрипит, как старый рыдван! — Он упёрся ручищами в капот над правым крылом и несколько раз надавил, будто делая непрямой массаж сердца. Послышался жалобный скрип. — И какого хера её дёргать так стало на ходу, может, объяснишь мне?! Трясётся, как эпилептик. Ты понимаешь, что мне ехать дальше с тобой тупо страшно! Мы ж наебнёмся прям посреди дороги!
— М-м… скрипит… ходовка полетела, да? — виновато осведомился Пхурх, покидая «рыдван». — А дерготня… э-э… карбюратор?
— Ты долбоёб?! Или только прикидываешься?! Какой в жопу карбюратор?! Ты в каком веке живёшь?! Ты под капот вообще заглядывал?! Или только газ-тормоз давишь — и рад, да?! Карбюраторные модели разве что в музее остались… ну и в деревнях. Да, к слову о деревнях: где в этой дыре мы детали будем искать? Их же заказывать придется и ждать хер знает сколько времени! Шаровые, сайлентблоки… Я в душе не ебу, что там ещё могло наебнуться.
Ллуэллин поразился тому, что братцы сыпали не только матерщиной, но и сложными техническими терминами, в которых он сам нихрена не шарил. И искренне восхитился.
— Дык вот же… техсервис. Пусть глянут хотя бы, мож, там поправимо, — расстроенно забормотал тем временем Пхурх, почёсывая лохматый загривок. — Мож, подшаманят чего, люфты уберут… на холодной сварке, глядишь, и дотянем... Эй, кенты!
Кенты перестали жевать и торопливо приковыляли к приехавшим, привлечённые шумом. Один из них полез под капот со словами:
— Дерготня, говорите?.. Сильная? И стук, и скрип?
— Да! Аж весь корпус трясётся!
— Хм… а есть такое ощущение, будто она газует сама?
Пхурх просиял:
— Да! Педаль газа прям из-под ноги вниз уходит! Особенно когда на подъём идем!
— Ну так ясное дело. Гляньте-ка! У вас подушки двигателя обе порваны! Хотя странно, конечно. Износ небольшой. Небось по плохим дорогам гоняли?
— Ещё как… — пробубнил Пхурх.
— Опа! — второй мастер сунулся под днище — И защита картера погнута. Точно в яму влетели! И конкретно так, на скорости. Повезло, что сам картер не пробило, а только поджало. Иначе масло бы вытекло — и двигателю каюк. Ладно, бывает хуже, но реже. Подушки поменяем, защиту выправим. И ходовку глянем заодно, и электрику, и…
— Эй! Что-то вы разогнались, смотрю! Вы, кенты, того… лишнего-то не загибайте. А то мы вас тут сами загнём, мало не покажется!
Ллуэллин и рад был бы дослушать эти увлекательные диалоги, но ему было некогда — он ужом выскользнул из «ярви», на карачках закатился за высившиеся в двух шагах скорбные руины серого «хогсвагена» и под их прикрытием устремился к забору. Прощай, техсервис, прощайте, братцы Моррин! На самом деле он бы с удовольствием уговорил булькавший в пакете вискарь вместе с ними.
Но сейчас было не до того.
* * *
Оказывается, Ллуэллин хорошо помнил дорогу к дедовой хижине. Несмотря на прошедшие пять лет. Несмотря на подступавшую вечернюю мглу. Ноги сами несли его от одного распадка к другому, к ручейку, весело звенящему по оврагу. Ему казалось, что этих пяти лет и не было. Не было затхлой палаты в кандерогской больничке, куда положили деда после того, как он нашёл его на полу в кухне, неподвижного, каменно-холодного. Грузчики со станции, куда Ллуэллин в ужасе прибежал, отнесли деда в эту больничку на самодельных носилках… и с продавленной койки тот больше не встал. И не сказал ни одного внятного слова.
Только на второй день, перед самой кончиной, он вдруг приподнялся на локте, ухватив сидевшего у постели внука за запястье неожиданно крепкой рукой, и пробормотал коснеющим языком:
— Возвращайся. Не забывай, кто ты есть. Исполни… свой долг.
Ллуэллин никак не мог понять, о чём тогда толковал дед… покуда не ощутил в себе силу древнего дара. Выходит, старик знал. Всё знал.
«Исполни свой долг».
Теперь Ллуэллин наконец возвращался.
Остановившись под старой сосной, он огляделся. Сердце билось редко и гулко, он едва переводил дух.
Что-то зашуршало в ветвях у него над головой. Он вскинул глаза — точно, белка! Сердито цокая — мол, кого это тут принесло, жили-жили, ни о чём не тужили, — она метнулась вверх по стволу и пропала из виду. Невольно улыбнувшись, Ллуэллин завернул за угол. Две скрипучие ступеньки крыльца, толстые доски, крест-накрест прибитые поперёк двери. Ллуэллин не представлял, кто же это сделал. Наверное, кто-то из друзей деда. Или парни-грузчики с железки. Он понятия не имел, что происходило в дедовом доме после того, как пожилая крепкая тётка-орчанка в полицейской форме увезла его отсюда в городской социальный приют в Шогвоссе.
Он постоял несколько минут, тупо глядя на заколоченную дверь, пока наконец не сообразил, что дед всегда держал свои инструменты в сарае, и среди них точно был топор. Тогда, при жизни деда, был. Навряд ли инструменты уцелели. Повторяя себе это, чтобы сильно не обольщаться, Ллуэллин направился к небольшому дощатому сараю в углу огорода.
Дверь в сарай не была заколочена, просто припёрта черенком от лопаты. Из открывшегося проёма пахнуло затхлостью и прелью. Пять лет не шутка. Ллуэллин тряхнул головой, переступая порог, и настороженно осмотрелся.
Всё было не просто в порядке — в идеальном порядке, словно дед накануне занимался тут уборкой в ожидании приезда внука. Верстак. Ящики с инструментами. Ломик и топор, прислоненные к стене. И даже керосиновая лампа на перевёрнутом жестяном ведре у входа, а рядом с ней — трёхгаллоновая бутыль с керосином, лишь на четверть початая. На полке — здоровенный коробок со спичками. Ллуэллин чиркнул одной для пробы. Спички не отсырели. Чудеса!
В доме чудеса продолжались. Ллуэллин отодрал забивавшие проём доски и вошёл внутрь. И был вынужден прислониться плечом к косяку — его буквально под дых ударило осознание, что здесь ничего не изменилось.
Не пахло прелью, как в сарае. Царил знакомый тонкий аромат сухих трав, связанных в пучки и развешенных в сенях и в кухне. Домотканые половики аккуратно скатаны к стенам, обнажив крашеные половицы. Осторожно ступая по ним, он прошёл до кухни, керосиновая лампа в его руке чуть раскачивалась, бросая на стены жёлтые блики. В кухне царил такой же идеальный порядок, как и в сараюшке: утварь расставлена по шкафчикам, в углу притулилась самодельная печь, рядом с ней — ящик с брикетами угля, поодаль — жестяной рукомойник с ведром под ним.
Дед словно бы просто вышел на минутку. Вот-вот он вернётся, размахивая пучком выдранной на грядке моркови, и ворчливо поинтересуется, почему бы Луэллину не растопить печку, если он вообще собирается поесть супа на обед.
Всё так же осторожно ступая, Ллуэллин прошёл в маленький коридорчик, отделяющий кухню от спальни деда. За плотно закрытой дверью всё было знакомо: аккуратно застеленная толстым клетчатым пледом кровать, на тумбочке рядом — небольшая стопка книг и журналов с торчащими из них разноцветными закладками. Дед любил отмечать те места в прочитанном, которые ему особенно понравились. Лёгкий запах лекарств. Политическая карта мира на стене.
Ллуэллин сглотнул. Глаза жгло, дышать стало тяжело и больно.
Наверху, в мансарде была последняя комната — его собственная спальня. Поднявшись по скрипучей лестничке, он снова опёрся о притолоку, замерев в дверях. Это было его гнездо, его убежище, его пиратский бриг, его космический корабль, на котором он путешествовал среди звёзд. Узкий диванчик, где ему уже приходилось поджимать ноги, чтобы уместиться, — дед озабоченно заговаривал о покупке нового, но денег вечно не хватало, жили-то на одну его пенсию да на опекунские гроши, выплачиваемые государством. Книги, учебники, фотография отца и матери в рамке на книжной полке — ничего из этого ему не позволили взять с собой в приют, только документы. Модели парусных и космических кораблей, которые он старательно выклеивал и выпиливал. Всё пыльное, но целое.
Ллуэллин сделал шаг-другой, провёл пальцем по крылу шаттла под гордым названием «Звёздный». Плюхнулся на свой диванчик, сглатывая горячий ком в горле и зарываясь пальцами в волосы. Крепко потёр затылок. Потом глянул на валявшийся у порога туго набитый пакет — гостинцы от братцев Морринов, — который он сюда машинально притащил. Похоже, наступило время употребить их по назначению.
Так он и сделал: даже не удосужившись спуститься в кухню, отгрызал куски от запечённого окорока, запивал виски прямо из горлышка фирменной бутылки. Ужас.
Но от души отлегло.
«Поросёнок», — прозвучал у него в ушах уже не собственный внутренний ехидный голос, а ласковый и насмешливый старческий.
— Ну, поросёнок, — вслух согласился Ллуэллин. — А ты почему мне ничего не рассказал, а? Считал, что малой я ещё для этого, что ли? А сам взял и помер. Так нечестно! — он всхлипнул. — Дед! Де-ед!
Но дед молчал.
Кем он был на самом деле? Никаких магических способностей Ллуэллин за ним не замечал, так же как и за собственными родителями. Но отчего-то дед в больнице произнёс эти странные слова: «Помни, кто ты есть. Исполни свой долг». Значит, он всё-таки знал, точно знал. Откуда?
Голова Ллуэллина мягко кружилась вместе со стенами комнаты. Будто он в самом деле очутился где-то в глубоком космосе, и теперь его шаттл готовился развернуться и лечь на новый курс. Вместе с ним.
Новый курс.
Сквозь пыльное стекло на тёмном небе виднелись звезды. Или ему только казалось, что он их видит.
А потом он упал и уснул.
* * *
Пробуждение было не из самых приятных. Из самых неприятных, если точнее. Солнечный свет резал покрасневшие глаза, голова трещала и раскалывалась. На остатки окорока он не мог без отвращения взглянуть, поэтому, кое-как поднявшись, спустился и вынес их за дверь, под крыльцо. Пускай ежи да вороны пируют. Полупустую бутылку вискаря он загнал в угол кухни и снова стремглав бросился наружу, в кусты — облегчиться. На отшибе призывно высился дощатый нужник, но туда Ллуэллин явно бы не добежал.
Потом он отыскал плотно задвинутый тяжёлой деревянной крышкой колодец. Забросил туда стоявшее рядом на цепи у ворота ведро, ополоснул его, снова забросил и наконец принялся пить, жадно припав в холодному краю. В воде плавали мошки и травинки, но она была свежей и чистой.
Будто кто-то специально оберегал этот дом и всё, что было вокруг него, терпеливо дожидаясь возвращения Ллуэллина.
Кто? Дед? Какие-то древние маги, подарившие ему способности, о которых он вовсе не просил? Лично Эру всемогущий?
Ллуэллин криво усмехнулся, вылил остатки воды из ведра себе на голову и вернулся в дом. Если он был намерен здесь обосноваться, следовало произвести полную инвентаризацию имущества. Растопка. Еда. Одежда. Возможно, оружие. Вот что надо было попросить у братцев Морринов, дурак же он… Про светошумовые гранаты в багажнике те, разумеется, врали, но ствол у них вполне мог быть, или же они знали место, где достать хотя бы пугач-травматик.
«Зачем тебе оружие, ты сам — оружие», — строго проговорил дед у него в голове.
— Вот утешил, спасибо. Сказал бы что доброе лучше, — с тоской пробормотал Ллуэллин. Он как раз стоял в сенцах над крышкой погреба, прикрытой куском старого истрёпанного ковра. Не дождавшись никакого отклика, он в очередной раз вздохнул и взялся за впаянное в крышку кольцо. Долго пыхтеть ему не пришлось — крышка легко откинулась, открыв тёмный квадратный лаз и ведущую туда деревянную лестничку из пяти ступенек.
По этим ступенькам он и спустился, неся с собою керосинку. При её довольно-таки чахлом свете он обнаружил, что в погребе нет ничего особенного. На деревянной полке в рядок стояло с десяток банок — он повертел одну в руке и обнаружил, что это консервированная фасоль. А ещё тут обнаружились банки с огурцами, помидорами и прочими овощами. Крышки ни на одной не были вздуты, содержимое не заплесневело и не пошло пузырями. Отлично. Плюс огород с репой, морквой и картошкой. Раньше он частенько подумывал заделаться вегетарианцем, так вот, явно наступило время для этого.
Ллуэллин невольно фыркнул. Ладно, чтобы пересидеть тут пару летних месяцев, разобраться в себе и, возможно, что-то выяснить о прошлом своей семьи, действительно наступило время. Единственное, что его слегка напрягало, — это отсутствие электричества. Насколько он помнил, они с дедом всегда пользовались керосинками.
Он шагнул поближе к противоположной от полок с соленьями стене, поднимая лампу перед собой. И вздрогнул.
На уровне его глаз в стене на миг явственно обозначилась дверца. Небольшая, как дверца сейфа. Уж этих-то он повидал изрядно, обнося богатые дома. Сейф? У деда в погребе? Да не смешите!
Но Ллуэллину стало не до смеха. Он даже вспотел, поставив лампу на пол и начав методично ощупывать стену чуткими пальцами. Каждую трещину и выбоинку. Он понятия не имел, каков механизм запора и не почудилась ли ему дверца вообще. Но нет — её контуры ощущались под пальцами совершенно явственно. Но как её открыть?! В ней не было самого главного — замочной скважины!
Следующие три дня прошли для Ллуэллина одинаково. Он подымался с зарёй, ел, что придётся, рассеянно подумывая: а неплохо было бы попробовать удить рыбу в ручье за домом, иначе на заячьем рационе уши у него станут ещё длиннее. Но вместо этого он спускался в погреб и стоял около клятой стены.
Он уже сбил с неё штукатурку и обнаружил, что дверца — металлическая. В зазоры между нею и стеной невозможно было вставить даже лезвие ножа, они были почти невидимы, не толще волоска. Ллуэллин то ругался, то молился Эру, то призывал деда, то пинал стену… пока у него не подводило живот с голодухи. Поев, он возвращался в погреб, снова и снова водя пальцами по стене и напряжённо размышляя, какого типа мог быть замок, учитывая, что в доме отсутствовало электричество, а любая батарейка за пять лет отдала бы концы. Снова магия? Походило на то.
Озарение пришло внезапно: не иначе как дед или Эру наконец смилостивились над ним, видя его мучения. Он уже напрочь стесал подушечки пальцев, водя ими по шершавой стене, а тут ещё проехался посильнее, и кожа лопнула, закровила. Ллуэллин зашипел, но, вместо того чтобы отпрянуть, неожиданно для самого себя шлёпнул обеими пятернями по дверце, будто впечатывая их в неё. Прижал.
Ладони сразу будто огнём загорелись, а дверца — Ллуэллин не поверил своим глазам — с тихим скрежетом повернулась на невидимых шарнирах, открывая чёрный провал.
— Т-твою… я… о Эру… дедушка… — потрясённо забормотал Ллуэллин, опуская окровавленные ладони.
«Всех собрал», — ехидно сказал дед.
Ллуэллин попятился и схватил с пола закачавшуюся керосинку.
Тёмный провал не был ходом в иные миры, не содержал никаких золотых слитков или ещё чего-нибудь драгоценного.
Там лежала книга. Одна-единственная книга.
Ллуэллин поставил лампу обратно и потянулся к ней задрожавшей рукой, ежесекундно ожидая, что дверца сейчас развернётся и отхватит ему по локоть его дерзновенную конечность. Но нет. Он неловко потащил книгу к себе. Была она размером с допотопный семейный фотоальбом и весила как стопка кирпичей — Ллуэллин понял, почему, когда разглядел переплёт. Он мог бы поклясться, что перед ним обтянутые кожей доски. Застёжки же на нём были позеленевшей от времени бронзой.
— Нихера ж себе, — прошептал Ллуэллин пересохшими губами, прижимая к себе эту увесистую громадину.
«А что, не ругаться нельзя?» — проворчал дед у него в голове.
— Сказал бы лучше, что это такое! — взмолился Ллуэллин, но никакого отклика, ясен пень, не получил. Деду явно больше нравилось внука поучать, чем объяснять ему, что, собственно, происходит.
Решив, что обратно книжищу он класть не будет — мало ли что, вдруг «сейф» больше не откроется, — Ллуэллин вынес её наверх, протопал в кухню и аккуратно водрузил на стол. Потом, спохватившись, метнулся обратно в погреб, чтобы забрать лампу. Ему сейчас только пожара не хватало! Уходя, он толкнул дверцу, и та послушно повернулась, плотно захлопнувшись и снова став почти неразличимой в темноте.
Вернувшись на кухню, Ллуэллин тщательно вымыл руки под чахлой струйкой воды из умывальника. Он и так наверняка залапал книжищу своей кровякой.
Книжища лежала и ждала, когда он её откроет.
— При… вет, — брякнул Ллуэллин. — Я Ллуэллин Элгот, внук Райлафа Элгота.
Оставалось только спросить: «А ты кто?» — и это стало бы вершиной маразма. Вместо этого Ллуэллин потянулся к книге, подцепил дрожащими пальцами одну бронзовую застёжку, вторую, третью. Они распахивались с тихим клацаньем, обнажая золочёный обрез.
Ллуэллин вновь помянул всемогущего Эру всуе и откинул верхнюю крышку, тут иначе никак нельзя было сказать — именно крышку, тёмно-зелёную, с каким-то почти стёршимся узором из листьев. И онемел, поняв, что перед ним не книга! Вернее, не привычная печатная книга. Тонкая, почти папиросная, но очень прочная бумага её страниц была исписана рунами, выведенными просто рукой. Живой рукой. И таких страниц в книге были тысячи!
Выпав из столбняка, Ллуэллин безнадёжно пробормотал:
— Понял. Я должен всё это прочитать, прежде чем стану настоящим магиком? Тогда ясно, почему их так мало.
Ехидный дедов смешок был ему ответом.
— Очень информативно, — съязвил Ллуэллин. — Сам-то так магиком и не стал, не осилил?
«Я Хранитель», — прозвучал дедов голос, удаляясь.
Хранитель, значит…
Ллуэллин благоговейно закрыл книгу и закрепил застёжки на переплёте — благоговейно, ибо перед ним было не просто сокровище, стоившее хрен знает сколько в дензнаках или золоте. Перед ним была святыня его народа. Древняя, невообразимо древняя святыня.
Но почему она отозвалась именно на зов крови? Его крови?
Он прижал книгу к себе и понёс в свою комнату. Снова хватать и лапать её там он не стал. К чему? Он же не знал ни одной древней руны. Здесь должны были разбираться те, кто знал. Тем не менее святотатство он всё-таки совершил: приподнял продавленную раму дивана и засунул книгу под обивку между брусьями. В свои четырнадцать он держал там номера порножурналов, которые ему удавалось втихаря от деда купить в городе, когда он туда выбирался. Книга легла в тайник так, словно всегда там была. Уместилась идеально. От неё исходило совершенно живое тепло. Ллуэллин рухнул на диван, чувствуя всепоглощающую усталость, и свернулся калачиком. Книга согревала ему бок.
— Откуда она у тебя, дед? — сонно вопросил он, но ответа, разумеется, не получил.
* * *
А на следующий день его нехило огрели по башке.
Произошло это так: Ллуэллин проспал всю ночь, рядом с книгой, безмятежно и крепко, как младенец. Проснувшись, он ещё какое-то время блаженно лежал, глядя, как солнце пробивается сквозь пыльные занавески, и вспоминая вчерашнее. Книга была здесь, рядом, он чувствовал её, как… как чувствовал бы тёплое плечо дорогого и бесконечно любимого человека. Или орка.
Ллуэллин хмыкнул, изумляясь своему безумию, и скатился с дивана. Его вдруг наполнила весёлая бурлящая энергия. Он решил, что быстренько перекусит своей заячьей едой и начнёт наконец делать в доме полную уборку. Натаскает воды из колодца и начнёт!
Он поглядел на свои ладони — кожа на них снова была гладкой. Чудеса, к которым он уже почти привык.
Через два часа — в связи с отсутствием электронных девайсов он наугад завёл старые дедовы механические ходики на кухне — дом начал преображаться, благодарно заблестел чистыми половицами. Ллуэллин в очередной раз вылил грязную воду на грядки с капустой, заросшие до не могу, уныло подумал, что прополка огорода станет его завтрашним, а также послезавтрашним и далее занятием, и резво припустил к колодцу — за чистой водой.
Последнее, что он услышал, — шорох в кустах боярышника, мимо которых пробегал, после чего мир завертелся и пропал в багряно-чёрной вспышке боли.
Ему показалось, что глаза он открыл сразу же, но обнаружил себя сидящим на собственной кухне со связанными за спиной руками, да ещё для верности примотанными к спинке стула. Прямо перед ним маячили две отвратительно знакомые эльфячьи рожи. Хоть он видел их тогда около своей съёмной хаты в вечерней тьме, но запомнил хорошо, тем более что у одного из них рожу рассекал приметный шрам.
Революционеры хуевы из «Власти Светлых», кто ж ещё.
— Очухался? — заботливо осведомился тот, что со шрамом.
Ллуэллин в ответ покрыл их обоих по матушке так витиевато, как только сумел. Дед в его голове не возражал, пришельцы же обиделись и запыхтели, но бить не стали, видать, сочли ниже собственного достоинства бить связанного, хоть и языкатого соплеменника.
— Как нашли? — мрачно поинтересовался Ллуэллин, отдышавшись.
Они переглянулись, сперва промолчав, но потом парень со шрамом, очевидно главный, смилостивился:
— Подняли твой приютский архив, там же указано, откуда ты прибыл. Решили проверить — а вдруг ты и правда тут. И ты тут! — он злорадно осклабился, сучара.
— Ладно, допустим, и дальше что? — задал Ллуэллин следующий вопрос.
Ему надо было вызнать всё, чтобы определиться с дальнейшими действиями. Неужели эти наивные тупари всерьёз считали, что могут так вот запросто взять и схватить магика? Ллуэллин не переставал этому удивляться. Или они думали, что удар по голове решил все проблемы?
— Пойдёшь с нами, — отрубил старший, а второй, более мелкий и субтильный, с рыжеватыми растрёпанными волосами, боязливо на Ллуэллина покосился. Всё-таки, наверное, переживал. Или просто чуял недоброе.
— Если наше руководство хочет, чтобы ты нашёлся, значит, ты найдёшься, — заносчиво добавил старший.
Внезапно Ллуэллину всё это надоело. Просто до зелёных чертей, вот как. Он понятия не имел, что делать дальше с этими великими революционерами, но слушать их больше не хотел. И сидеть прикрученным к стулу — тоже.
— Развяжи, — спокойно велел он старшему, одновременно подтолкнув его горячим крепким ударом магии и мгновенно обратив эту силу к меньшому. — Давайте, давайте, развязывайте, умники.
Получилось! «Умники», двигаясь, как автоматы — а такими все, видимо, становились, когда магический толчок Ллуэллина отключал их собственный разум, — поспешили к пленнику и принялись сосредоточенно, мешая друг другу, отвязывать его от стула. Ллуэллин вскочил и, глядя «революционерам» в их затуманенные глаза, повелительно скомандовал:
— Спать!
Он никак не ожидал, что они вмиг грохнутся на пол со всей дури, причём друг на друга, но, почесав здоровенную болючую шишку на собственном затылке, решил их не жалеть. Они-то с ним не церемонились.
Обойдя их, мирно сопевших на груде половиков, он направился на крыльцо — покурить и подумать, потому как было о чём.
Но не успел.
Дверь внезапно распахнулась, и Ллуэллин едва не налетел на выросшего на пороге громадного орка. Громадного, как медведь. Лобастого, свирепого, грозно оскалившегося, как медведь.
Это и был его собственный медведь.
Гхурх.
— Ну что за дела, взял и сам их уложил, не дал мне тебя спасти, — проворчал он, мгновенно оценив обстановку и опустив пистолет. А потом сгрёб дёрнувшегося Ллуэллина в охапку и притиснул к широкой выпуклой груди.
От него пахло свежей зеленью, а в косматой гриве запутались сосновые иголки. Он был горячим, как печка. Огромным и… уютным. Ллуэллин трепыхнулся было, но потом сдался и уткнулся лбом ему в плечо.
— Я устал, — пробормотал он, и орк неловко погладил его по голове огромной ладонью. Ллуэллин немедленно добавил: — Убирать тут устал, так что ты вовремя пришёл.
— Засранец, — хмыкнул Гхурх, неохотно разжимая свои медвежьи объятия и выпуская его, встрёпанного и напрягшегося. Огляделся по-звериному чутко, даже ноздри, кажется, раздулись. Кивнул на безмятежно храпящих на полу «светлых»:
— Надолго ты их… того… уговорил?
— Понятия не имею, — честно признался Ллуэллин. — Придётся выяснять опытным путём.
Он старался говорить спокойно, но в душе у него всё так и пело. Скакало и ликовало.
Пришёл его медведь!
— Ладно, — неожиданно просто вымолвил Гхурх, сбрасывая пиджак и начиная закатывать рукава светлой рубашки. — Чистота — залог здоровья. А ты давай рассказывай. Это дедов дом?
— Сначала скажи, как ты сюда вообще попал, — потребовал Ллуэллин, оглядываясь в поисках ведра, но потом сообразил, что оно так и осталось валяться на тропинке у колодца.
— Ребята сказали, где тебя высадили, — пожал могучими плечами Гхурх.
— Далеко же от шоссе, — продолжал удивляться Ллуэллин, но тут этот медведь удивил его ещё больше, преспокойно заявив:
— У меня флайер. Я его тут неподалёку на полянке посадил. Не отвлекайся, рассказывай давай.
И Ллуэллин наконец рассказал ему всё о себе — столько он никому другому в жизни не рассказывал. Даже Маэлю.
Про раннее детство в гетто Шогвосса, про то, как отец примкнул к «Власти Светлых» и погиб, а мать не пережила его смерти. Про то, как жил здесь у деда, взявшего над ним опекунство. Про то, как умер и дед. Про приют и ежечасную борьбу за себя в этом гадюшнике. Про то, как наконец остался один, предоставленный сам себе, и начал промышлять грабежом чужих богатых хат. И про то, как однажды почувствовал в себе неведомую раньше силу.
— А потом… ну, ты… и всё такое, — неловко пробормотал он, начиная уже стесняться своей откровенности. Можно подумать, все эти подробности его злосчастной жизни были богатею и столпу общества Гхурху Моррину интересны! Но, выходит, были.
— А дед тебе про твои такие вот способности ничего не рассказывал? — прогудел Гхурх, небрежно закатывая под стол обмякшие тела продолжавших дрыхнуть эльфов.
— Н-нет, — пробормотал Ллуэллин, всё это время ломавший голову над тем, как теперь быть с Книгой. Уже стало ясно, что в этом доме, раз уж его местонахождение обозначено в архивах, ему оставаться нельзя. Единственный выход — отправиться прочь с Гхурхом. Но… Книга! Не оставлять же её!
Гхурх, почувствовав его замешательство, вопросительно приподнял тёмные брови:
— Что?
И Ллуэллин решился.
— Пошли, кое-что покажу, — выпалил он. — Пошли. Брось ты это ведро.
Они вернулись в его комнату, где уже раньше прошлись шваброй и тряпками, а Гхурх снял пыльные занавески с окна и вымыл стёкла. Для такого богача он на редкость умело управлялся с уборкой. И ещё он расспросил Ллуэллина про все модели кораблей на полках и про любимые книжки. И рассказал про свои собственные и про то, как сам учился ездить верхом, когда ему было пять и отец привёз его в гости в родное предгорное селение, а Ллуэллин рассказал, как лазил по сосне подобно белке.
Они вернулись, и Ллуэллин отодвинул диван от стены и открыл свой тайник. Книга спокойно лежала там и ждала. От неё, казалось, исходил свет.
— О-о… — потрясённо выдохнул Гхурх, уставившись на неё. Потом повернул голову и посмотрел на Ллуэллина: — Можно?
Похоже было, что он не решается коснуться Книги, и Ллуэллин оторопело кивнул.
Гхурх осторожно опустил Книгу на маленький стол Ллуэллина, и она сразу заняла его целиком… и вообще воцарилась в комнате. Орк бережно, едва касаясь, провёл большой ладонью по переплёту, потрогал бронзовые застёжки. И снова негромко спросил:
— Можно?
Ллуэллин вдруг осознал, в чём дело. Гхурх был из тех, кто сокрушил его народ и правил им тысячу лет. Он считал, что не смеет касаться святыни этого порабощённого народа.
Ллуэллин растерянно кивнул, и Гхурх раскрыл Книгу, снова выдохнув ошеломлённое:
— О-о…
А потом тихо спросил:
— Ты разбираешься в этом… в этих письменах?
Как бы ни хотелось Ллуэллину храбро и гордо брякнуть «Да!», он отрицательно мотнул головой. И наконец объяснил:
— Когда дед умирал… в больнице, он только сказал, мол, возвращайся, помни, кто ты, и исполни свой долг. Тогда я совсем не понял, про что он толкует. А сейчас я думаю, что он знал… — Про то, что дед то и дело разговаривает с ним у него в голове, он решил не упоминать, чтобы Гхурх не счёл его совершенно уж тронутым. — У деда не было таких способностей… но я должен был унаследовать их от кого-то, и это всё, наверное, предсказано тут… — он подбородком указал на Книгу. — А дед был её Хранителем.
Он наконец перевёл дух. И вдруг понял, для чего они с Гхурхом мыли и вычищали всё в этом доме, который он всё равно собирался оставить. Это был не просто дедов дом, это был приют для Книги. Она пребывала тут, пускай они и намеревались её забрать. И ещё кое-что он сообразил, немедля поделившись этой мыслью с Гхурхом:
— Тут всё нетронутым осталось, никто не влез сюда, ничего не сломал, не спалил. Книга охраняет свой дом.
Гхурх взглянул на него из-под нависших бровей:
— Почему дед ничего тебе о ней не говорил? Считал, что ты ещё не дорос? Но ведь мало что могло случиться… и случилось же.
Ллуэллин сосредоточенно нахмурился:
— Так или иначе я должен был её найти. Потому и приехал сюда, получается. Хотя понимал, что это… ну. Нерационально.
— Прибери её пока, — решительно заявил Гхурх. — Пойдём чего-нибудь сожрём и определимся, как быть дальше. У тебя в кухне под столом два этих недоделка валяются, что за тобой охотились. Не забывай.
— Да уж помню, — проворчал Ллуэллин. И спохватился: — У меня особо-то и нечего жрать. Фасоль, морковка, картоха. Кукуруза ещё.
— Не боись, — ухмыльнулся орк. — Ты что, не видел рюкзак? Я его у порога сбросил. Ты чутка схуднул на своей картохе, пора поправить дело.
В кухне Ллуэллин с волчьим аппетитом умял всё выложенное Гхурхом на стол: запечённую белорыбицу в фольге, сыр трёх сортов, тушёные с бараниной цуккини и мясную нарезку. Гхурх, явно обнесший какой-то ресторан из дорогих, ел мало и только посмеивался. От вина Ллуэллин отказался, и орк даже не стал откупоривать бутылку.
Наконец Ллуэллин покосился под стол. Ему не мешало насыщаться молчаливое присутствие спящих «недоделков», но с ними действительно надо было что-то решать.
— Наелся? — осведомился Гхурх, деловито собирая мусор в опустевший пластиковый пакет. — Давай буди их. Позабавимся. Кстати, во-он тот мелкий, — он легонько ткнул рыжеволосого в бок носком начищенного ботинка, — девка. Я её пощупал, когда… складировал.
Его ухмылка была совершенно безмятежной.
— В смысле — позабавимся? — пробормотал несколько оторопевший Ллуэллин.
— В прямом, — ещё шире ухмыльнулся Гхурх. — Связать их, может?
Ллуэллин подумал и уверенно заявил:
— Не надо. Они не рыпнутся.
Откуда-то он точно это знал. Выдохнув, он прислушался к себе и подтолкнул магическим тычком спящих эльфов.
Пробудились они не сразу, а сперва потянулись, заворочались, что-то забормотали, не открывая глаз. И только когда открыли, махом всё вспомнили, видать, и попытались вскочить, соответственно звезданувшись башками о столешницу. Красота! Гхурх заржал во всю глотку со словами: «Я так и знал!» Эльфы выбрались наконец наружу, непонимающе уставившись на него, потом на Ллуэллина, который тоже зафыркал, потом друг на друга. Пытались взять в толк, что же тут происходит.
Кстати, младший из них действительно был девчонкой, теперь Ллуэллин удивлялся, как сам не заметил этого раньше: была она куда мельче и изящней старшего со шрамом, а под её клетчатой рубашкой явственно круглились сиськи. Храбрая дурёха.
Ллуэллин не успел и рта раскрыть, как Гхурх немедля приступил к делу. Именно это изощрённое измывательство, как сообразил Ллуэллин, орк и называл «позабавимся».
— Давайте, молитесь уже, что ли, светлявые, — прогудел он своим грубым басом, вынимая из-за пояса пистолет; блеснул воронёный ствол. — Не хотелось вас спящими кончать. А так-то вы на хрен нам не сдались. Мороки только с вами. Зато теперь капуста в огороде знатная вырастет.
Эльфы снова переглянулись, сильно побледнев. Заёрзали.
— А если мы пообещаем больше этого… вашего… не трогать? — парень кивнул на Ллуэллина.
— А ты бы сам в такое поверил? — ласково осведомился Гхурх. — Не-ет, ребятки, только в ямку бух. Кстати, вспомнил, зачем мы ещё вас разбудили — влом нам было самим ямку копать. Вы уж постарайтесь поглубже, не поленитесь. Лопаты в сарае, так что пошли. Давайте, давайте, пошевеливайтесь, — он взмахнул стволом. — Раньше сядете, раньше… э-э… выйдете. На тот свет. В Валинор этот ваш или ещё куда.
У Ллуэллина у самого по спине прошёл мороз, и он даже губу прикусил, что уж говорить о «революционерах». Те стали уже не просто бледными, а даже какими-то зеленоватыми.
— Да вы чего? — отчаянно забормотал парень. — За что? Мы же его… этого… магика… убивать не хотели!
— Ага, только держать где-нибудь в подвале на цепи, как собачонку, и манать по мере своих героических надобностей, — отрезал Гхурх, кровожадно прищурившись. — Хватит без толку трындеть, пошли уже за лопатами.
— Пусть он нам лучше тогда память выжжет, — севшим голосом продолжал торговаться парень. Быть захороненным в капусте ему точно не хотелось.
— Я не знаю, умею ли, — решил наконец вмешаться в действо Ллуэллин. — Если попробую, вы с большой вероятностью просто крышами съедете, да и всё. — Он устало посмотрел на парня и укоризненно — на Гхурха. — Хватит их шугать. Позабавился, и хорош.
— Добрый ты, — пробурчал тот, ещё раз взвесив в ладони пистолет, и с демонстративной неохотой сунул его в карман. — Тогда пусть чапают до станции пешедралом, а мы… полетим уже.
— Полетим? — пролепетала девчонка. Глаза её были жёлто-зелёными, как у кошки, испуганными и недоверчивыми.
Гхурх небрежно отмахнулся от неё, подымаясь с места. Но потом всё же обернулся и проговорил с печальным сожалением:
— Вы, олухи малолетние, в войну всё хотите поиграться? В революцию? На верхушку свою посмотрите повнимательнее. Вашу «Власть Светлых» наши правоохранцы создавали — специально, чтоб таких идиотов, как вы, отслеживать да собирать. Спокойно! — рявкнул он, легко хватая кинувшуюся на него с кулачками девчонку и разворачивая её к себе спиной. Та зло шипела — точь-в-точь кошка — и пыталась его лягнуть. — Хватит, говорю! — прикрикнул он, встряхнув её. — Если бы у кого-нибудь из вас ума побольше было, вы бы и сами это всё сообразили. Тактика древняя, как мир, — он шлёпнул девчонку по заднице, направляя обратно к соратнику. — Вы бы хоть помозговали, с чего ваши вожди живы-здоровы, а вокруг них вся средняя и мелкая шелупонь как косой выкошена — кто убит, кто на каторге. Нет же, всё новые и новые прёте под светлые знамёна, как намазано вам там. Кровью — да, намазано.
— Мой отец тоже погиб, — глухо промолвил Ллуэллин и поёжился. В словах орка была ужасающая грубая правда.
Оба эльфа застыли, сжав кулаки и кусая губы.
— А делать-то что? — с мольбой и ненавистью вырвалось у парня. Он смотрел сузившимися от напряжения глазами то на Гхурха, то на Ллуэллина.
Гхурх с прежним сожалением развёл руками:
— Я почём знаю. И так плохо, и эдак нехорошо. С вами, эльфами, обходятся как с дерьмом, и хочется вам мести, справедливости, победы и так далее, это понятно. Но вы всего этого, взрывая поезда и самолёты, точно не добьётесь.
— А как добьёмся? — процедил парень, продолжая сверлить его свирепым взглядом. — Вы с нами, что ли, орочьё, добровольно властью поделитесь?
— Чтоб ты был в курсе, пацан, — мягко произнёс орк, — мы давно уже поделились. Только не с тобой лично, не с ребятами из гетто вроде него, — он мотнул головой в сторону Ллуэллина, — а с верхушкой вашей, повторюсь. Чердак ваш давно прогнил и потёк. А вся ваша молодая братия из гетто — просто козлы отпущения. Взрывайте чаще, будете козлами в кубе.
— Да отстань ты от них, — взмолился Ллуэллин, но Гхурх не унимался:
— Я вам не судья… и не пророк. — Он вдруг протянул руку и легко коснулся плеча Ллуэллина. — Может, такие, как вот он, как-то всю эту паскудную ситуацию переломят. Ему многое дано… и другие такие же у вас найдутся.
— И Книга не зря нашлась, — выпалил Ллуэллин. Неожиданно он понял, что не может больше это скрывать. Его сородичи должны были узнать про Книгу — и точка. Пусть даже такие долбанутые, как эти двое.
— Какая книга? — непонимающе пробормотала девчонка, часто моргая пушистыми ресницами.
«Сделай это», — с силой сказал дед у него в голове.
О Эру всемогущий…
— Сейчас принесу, — сумрачно вымолвил Ллуэллин, а Гхурх, в очередной раз безнадёжно махнув ручищей, опустился обратно на стул.
* * *
Парня звали Велас, а девчонку — Аркуэль. И, глядя, как они взирают на Книгу, которую он принёс вниз, бережно завернув в покрывало, Ллуэллин понял, что должен наконец показать, где и как он её нашёл.
В погреб они спустились все вместе. Гхурх включил фонарик на мобильнике, и яркий луч заплясал по покрытой извёсткой стене.
— Вот, — неловко выдавил Ллуэллин, обводя пальцем едва заметные контуры дверцы.
— Как открыл-то? — негромко спросил Гхурх, и Ллуэллин зачем-то выставил ладони перед собой.
— Вот… — повторил он. — Ободрался, кровь потекла… вот так вот приложил, — он повертел руками перед дверцей. — И открылось. Оно… само, в общем.
Он обернулся, недоумевая, почему его спутники молчат. И обалдел — они все смотрели не на дверцу, а на него. У девчонки был такой вид, будто она вот-вот грохнется если не в обморок, то на колени.
— Вы чего? — перепугался Ллуэллин, а Гхурх, кашлянув, ответил за всех:
— Мы-то? Мы ничего. Вот мозгуем, куда тебя запрятать вместе с Книгой этой, в какую сокровищницу. Ты вообще понимаешь, что ты такое есть?
Ллуэллин выпал из столбняка, свирепо дёрнул плечом и жалобно простонал:
— Отвали! Спятил ты, что ли?
— Да нас всех тут через тысячу лет вспомнят только потому, что мы рядом с тобой были, — продолжал измываться Гхурх. Ллуэллин открыл было рот, чтобы обложить его отборным матом, но встретился с ним глазами — и понял, что нет, тот не измывался. Он и в самом деле так думал!
Вот радость-то... Ллуэллин не возгордился, а перепугался ещё сильней. Но делать было нечего.
«Взялся за гуж», — изрёк дед у него в голове. Будь это наяву, Ллуэллин взвыл бы, что он никакого такого «гужа» не просил, но тут он только стиснул зубы.
Гуськом они вернулись в кухню и полукругом встали у стола, уставившись на Книгу, выглядывающую из-под покрывала. Вид у той был какой-то довольный и лукавый. Ллуэллин не удивился бы, услышав, что и она с ним заговорила. Совсем не удивился бы.
Он перевёл глаза на Гхурха:
— Что теперь делать?
— А ты сам что чувствуешь? — вопросом на вопрос ответил тот, и Ллуэллин мгновенно вспомнил усыплённого им оперуполномоченного Савиана с его «сам-то как думаешь?».
Он прислушался к себе — так напряжённо, что даже глаза прикрыл. В кухне воцарилась абсолютная тишина — муха не летала. Наконец он открыл глаза и сказал, теперь глядя только на Книгу:
— Здесь мы всё запрём, может, кто из местных поселится — так на здоровье, — он будто воочию увидел, как дед одобрительно кивает. — В Шогвосс вернёмся. Надо найти тех, кто понимает… кто разбирается в письменах. А я… — он поднял глаза на Веласа и Аркуэль, — пойду с вами, посмотреть надо на вашу… верхушку. Кто там гнилой, а кто течёт, — он криво усмехнулся.
Гхурх раскрыл было рот, явно собираясь запротестовать, но тяжко вздохнул и закрыл.
— Если вдруг что не так пойдёт, — негромко сказал ему Велас, — то мы-то на что?
— Смотрю, ты оброс апостолами, — с вымученным смешком заявил Гхурх Ллуэллину, и тот наконец сделал то, что давно собирался — прицельно лягнул его в лодыжку. Орк только хмыкнул и сурово продолжал, обращаясь уже к Веласу: — Контакты свои мне оставите все, какие есть. А Книга? — он вновь повернулся к Луэллину. — Её-то куда сейчас? Пока разбирающихся ищем?
— Да, Книга как же? — звонко вступила Аркуэль.
— Ну как, — Ллуэллин повёл плечом, удивляясь вопросу. Всё же было так ясно и понятно. Он прямо посмотрел в тёмные глубокие глаза Гхурха. — Забирай. Ты теперь новый Хранитель.
* * *
Флайер Гхурха миновал опушку леса, и впереди заблестела лента реки, плавно несущей свои воды к далёкому морю. Ллуэллин, не отрываясь, смотрел вниз. Книга спокойно лежала у него на коленях, рядом стоял рюкзак с теми немногочисленными дорогими ему вещами, которые он отыскал в дедовом доме.
Велас неловко коснулся его руки и попросил, кивая на Книгу:
— А дай подержать.
Гхурх на миг обернулся к ним со своего пилотского кресла. Глаза его лукаво блеснули.
— Коль я теперь Хранитель, меня спрашивай, — прогудел он, и Ллуэллин улыбнулся, бережно передавая эльфам Книгу.
«Всё правильно делаешь», — похвалил дед у него в голове.
— Да знаю уж, — прошептал Ллуэллин.