@темы: приколы

@темы: фото

@темы: фото, зверики

@темы: фото, кошачье, зверики

@темы: фото, лисы, зверики

@темы: фото

@темы: фото, Туапсе

@темы: фото, Туапсе

Название: Легенды города К.
Цикл Таёжный город К.
Автор: sillvercat для fandom Russian original 2025
Бета: Xenya-m
Канон: ориджинал
Размер: миди, 4734 слова
Пейринг/Персонажи: Игнат Сёмин (Сёма), Фёдор Иванов (Гризли), Толян Охрименко (Рыжий), Руслан (Рус), Айога и другие жители таёжного города К., а также проезжие знаменитости (без конкретики)
Категория: джен, прегет
Жанр: детектив, мистика, драма, повседневность, немного юмора
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Таёжный город К. — совершенно фантастическое место, куда приезжают и где рождаются легенды.
Примечание: Время действия — конец 90-х.
Упоминаются события, произошедшие в сюжете мини команды Захолустья-2020 «Пёс на стене», миди команды Русориджей-2022 «Ладонь на стене»; миди команды Русориджей-2023 «Женщина на стене»; миди команды Русориджей-2024 «Сёма, Рус и Айога».
Каждая часть может читаться отдельно; разрешение на продолжение получено.
Предупреждение: сленг, стёб; все персонажи являются вымышленными, а совпадения — случайными
Ссылка: тут.

Часть 1

«Мёртвые не тлеют, не горят,
Не болеют, не болят.
Мёртвые не зреют, не гниют,
Не умеют — не живут.
Словно на прицел, словно в оборот,
Словно под обстрел, на парад, в хоровод,
Словно наутёк, словно безоглядно
И опять сначала…»
(«Гражданская Оборона»)

Кетовая путина в таёжном городе К. называлась просто «кетовая». Она заканчивалась, кета отходила, и на никелированном кране в ванной старшего опера райотдела милиции города К. Игната Сёмина, он же Сёма, задорно болтался марлевый мешочек с красной икрой-малосолкой, оставляя розовые кляксы на дне ванны. Добрые коллеги, подчас гонявшие азеров-перекупщиков, изъяли несколько икрянок и щедро поделились с убойным отделом.

В кухне на сковороде бодро шкворчали куски разделанной кеты. Пахло божественно.

Игнат, столбом торчавший у края ванны и медитировавший на капавший розовым мешочек, очнулся и поморщился. Не расплюйся он в очередной раз с подружайкой Светкой — рыбными делами сейчас занималась бы она, а ему только бы и оставалось, что усесться за стол, покрытый клеёнкой в синий горошек, и приступить к трапезе под рюмку водки, набульканной из запотевшей бутылки.

Стоили ли постоянные скандалы со Светкой такого кайфа? Сёма почесал в затылке, со вздохом решил, что нет, не стоили, и рысью поспешил в кухню — перевернуть на сковороде подгоравшую рыбу.

Да уж, без бабы в хозяйстве херовато, но ему смерть как надоел постоянный Светкин нудёж: мол, вали уже из своей занюханной ментовки, присоединяйся вон к бывшему напарнику Толяну и начинай бэушные «японки» из Владика гонять. Щаз, ага.

Как бы глупо и выспренно это ни звучало, старший оперуполномоченный убойного отдела Игнат Сёмин свою рисковую и малооплачиваемую работу любил. За возможность поломать голову над каким-нибудь злочинством, распутать его и покарать кого следует. Иногда перепадали и маленькие радости вроде вот этой подогнанной ребятами кеты. А что? Жрать-то надо. Зловещее слово «дефолт» нависало над страной.

Сёма хмыкнул. Актуальным оставался анекдот про «вот выдали тебе пистолет — и крутись, как знаешь». Смешно, ага.

Палить в людей из пистолета ему доводилось, как и его новому напарнику Русу, Руслану Ковалёву, не так давно вернувшемуся с чеченской «контртеррористической операции», как официально называлась шедшая в кавказских горах самая настоящая война.

Сёма ещё раз глубоко вздохнул, вспомнив недавнее хреновое происшествие в заводской общаге, где Рус был вынужден пальнуть из ПМ в преступника, сперва ухайдокавшего своего соседа, а потом пытавшегося порешить свидетельницу, приехавшую из деревни удэгейскую девчонку Айогу. Было много шума и написанных начальником отдела Гризли бумажек, но Руслана удалось отмазать.

Эх, Айога…

Он вспомнил её карие живые глаза и пушистую косу, перекинутую через плечо. В самом ли деле она тогда почуяла убийцу, как уверяла? Сёма хотел и не хотел в такое верить. Мало, что ли, по телику бубнили про разных колдунов и экстрасенсов. Да что по телику! В их собственной с Гризли и Толяном практике было до хрена совершенно загадочных происшествий, причём совсем недавних.

Сёма встряхнулся, повёл плечами. Накидал себе со сковородки полную тарелку кеты — никакими такими гарнирами он не баловался, — но, едва, блаженно жмурясь, прожевал первый кусок, как в коридорчике у двери затрезвонил телефон. Чертыхнувшись, Сёма неохотно поднялся с табуретки.

«Гризли небось. Опять какая-нибудь херня стряслась на ночь глядя», — с тоской подумал он и буркнул в трубку:

— Слушаю.

Но это оказался не Гризли, а Руслан Ковалёв, который без особых предисловий предложил:

— Приходи на кету. Сеструха пожарила.

Сёма покосился на запотевшее тёмное окно кухни: семь вечера, а уже хоть глаз выколи, да и холодина стоит промозглая, чуть около нуля. Хотел было сообщить, что у самого кеты полная сковорода, но спохватился: уж Рус-то не мог про это не знать, выходит, на уме у того было что-то ещё. Просто пообщаться собирался с новым напарником, задружбаниться?

Сёма вовсе не был против. Рус его очень заинтересовал, с этой своей спокойной, почти безэмоциональной сдержанностью, под которой будто тлел огонь, как под присыпанными пеплом угольями.

Этим Рус очень походил на Айогу.

Сёма машинально раскрутил в пальцах запутавшийся телефонный шнур и коротко велел:

— Говори адрес.

Он примерно знал, где обитает напарник — в построенном незадолго до полного развала всего и вся микрорайоне под романтическим названием «Парус», как раз на полпути между двумя основными городскими районами, по-над мелкой, но бойкой речкой Силинкой, впадающей в Амур. Ёжась, он выскочил из дома, забросил на сиденье своей верной вишнёвой «тойоты» по прозвищу Детка пакет с очень приличными по нынешним временам подарками — кульком китайских «Раковых шеек» и банкой растворимого кофе — и завёл мотор.

Конфеты предназначались Русланову племяннику — тот упоминал, что у сестры есть киндер.

Однако киндер по имени Стёпка оказался недорослем-девятиклассником, длинным и тощим, с растрёпанными тёмными патлами и серыми, как у Руслана, глазами. Когда Сёма, взлетев по слабо освещённой лестнице на пятый этаж десятиэтажки — лифт традиционно не работал, — переступил порог Руслановой хаты, встречать его вышли, кроме Руса, все его домочадцы. Стёпка, с любопытством зыркающий на пришельца из-под густой чёлки, его мама, то есть сестра Руса Алина, уютная, маленькая и кругленькая, в отличие от сына и брата, и, наконец, дед Платон Сергеевич — копия Михаил Иванович Калинин, как с памятника на соответствующей улице города К., даже очки такие же.

Всё семейство Руса Сёме сразу понравилось.

Он неловко сунул Стёпке кулёк конфет, тот радостно заорал: «Это всё мне?!» — и тут же зашуршал бумажками. Алина цыкнула на него, огрев по спине полотенцем. Платон Сергеевич поправил очки и торжественно заявил, что в период роста организм остро нуждается в эндорфинах. А Рус с улыбкой похлопал стушевавшегося Сёму по плечу и провел в кухню. Там возле батареи тусили два полосатых толстых кота (Боня и Буба, как отрекомендовал их Стёпка), старательно делавших вид, что не замечают исходившей ароматом жареной кеты на большом фаянсовом блюде.

Сёма уминал рыбу с варёной картошкой и малосольными огурцами, совершенно перестав гадать, зачем, собственно, Рус его позвал. Просто наслаждался теплом и уютом, вытянув ноги под круглым столом. Тем более что Платон Сергеевич немедля устроил научную дискуссию о правомерности дарвиновской теории эволюции. На примере неадекватного поведения некоторых особей рода человеческого, вот так вот. Сёма сам не заметил, как начал теорию Дарвина бурно опровергать, а Платон Сергеевич — столь же бурно за английского естествоиспытателя заступаться, пока Стёпка не положил всех на лопатки, начав излагать байки про премию Дарвина. Байки он с трагическим выражением лица зачитывал из притащенной к столу городской молодёжной газетки под названием «Партизан».

«Политическая, что ли», — подумал Сёма, настороженно приглядываясь к газетке. Но байки тем не менее в ней были смешные, хоть и чёрноюморные. Однако во время КВН по телику ещё и не такого можно было наслушаться.

К чёрному юмору за последние семь-восемь лет бывшие советские люди привыкли точно так же, как к ценникам с тремя нулями и выдаче зарплаты раз в квартал.

Руслан в дискуссии участия не принимал, молча улыбался, поглядывая на спорщиков и иногда подсовывая кусочки рыбы подкравшимся к столу котам.

— Боня, Буба, ведите себя прилично, — строго сказала им Алина, и Сёма сразу вспомнил, что она — учительница начальных классов. Она одна поднимала сына, муж её давно погиб где-то на северах, более крайних, чем таёжный город К. Платон Сергеевич, её свекор, тоже всю жизнь преподавал в строительном техникуме.

К ним-то и вернулся Руслан после Иркутской школы милиции и Чечни.

Не так давно Сёма собирался предложить напарнику переселиться к нему: одна комнатушка в его малогабаритке всё равно пустовала, а они тут вчетвером… Но сейчас он почувствовал зависть к Русу и желание самому поселиться здесь, где тепло, уютно и весело, где в тесноте, да не в обиде, где два кота тырят со стола рыбу и домочадцы подтрунивают друг над другом, степенно ведя при этом учёные диспуты.

А ещё он понял, что теперь будет часто сюда приходить.

Ну, пока не прогонят.

После чаепития со спасёнными Алиной от Стёпки конфетами и испечённой ею шарлоткой с яблоками Руслан, опять же без церемоний, препроводил Сёму в маленькую боковую комнату, где и обитал вместе с племянником. Тот немедля просочился следом.

— Дело есть, — лаконично пояснил напарник в ответ на вопросительный взгляд Сёмы, плотно прикрыл за собой дверь и добавил, кивая на Стёпку: — Его дело. Давай, излагай, — невозмутимо велел он стушевавшемуся недорослю. — За тебя рассказывать не буду, не надейся.

Стены комнаты были вместо обоев сплошь оклеены цветными и чёрно-белыми плакатами разной степени затрёпанности. С плакатов сурово взирали раскрашенные рожи, от которых оторопь брала. Сёма узнал «Скорпов», «Пинков» и «Битлов». Остальных не узнал. За одной из двух коек скромно примостилась гитара в чёрном чехле.

Встретив любопытный взгляд Сёмы, Стёпка шмыгнул носом и указал пальцем на один из плакатов, где красовался неизвестный чувак в тёмных очках и колючей проволокой во рту.

Больно же, наверно.

— Вот. Егор. Легенда русского рока, — произнёс пацан с благоговением. — Приезжает послезавтра. Акустический концерт будет в «Роднике». Наша газета организует! — Теперь в его голосе звучала нескрываемая гордость.

«Родник» Сёма знал очень даже хорошо, на пустыре возле него во время каких-нибудь рок-фестов вечно шёл махач гопников с нефорами. То есть с неформалами, к которым, судя по прикиду и хаеру, принадлежал и Стёпка. Лучше уж нефор, чем приблатнённый гопарь, философски подумал Сёма.

Перед носом у него снова возникла тоненькая газетка под названием «Партизан» — с портретом всё того же чувака в углу первой страницы. Фамилия чувака Сёме ни о чём не говорила. Легенда русского рока! Цой — вот легенда. Или Хой.

Сёма по-прежнему ничего не понимал, но любопытство не отпускало, и он спросил:

— Наша газета — это чья?

— Молодёжная. Они там тусят, статейки пишут, — не удержался Руслан. — Всякие юные пионеры-ленинцы и рокеры. Гроза гопотья. Ахтунг, ахтунг, партизанен! — хмыкнул он, потрепав племянника по косматому затылку.

Тут Сёма ещё кое-что вспомнил и присвистнул:

— Это не вы, случайно, на первое мая на парашютке красный флаг вывесили?

Парашютка — заброшенная парашютная вышка времён существования ДОСААФ, мирно ржавела неподалеку, в Силинском лесопарке, и до самого лета на её макушке гордо развевалось алое полотнище.

— Мы! — воспрял Стёпка, но тут же осторожно покосился на Руслана и торопливо добавил: — Мы аккуратно, со страховкой. С поясом монтажным, Крутень его у бати попросил.

— Та-ак, — после паузы хмуро протянул Рус. — Мать знает?

— Ты что! — испугался Стёпка.

— Так, — тяжело повторил Руслан. — В следующий раз… — он опять выдержал длинную томительную паузу, — с тобой пойду. Ну чего ты лыбишься? — он демонстративно посуровел, глядя на просиявшего племянника. — Дальше повествуй, революционер.

Стёпка снова понурился, но тут же взахлёб затарахтел, возбуждённо ероша чёлку:

— Егор же звезда, понимаете? Мировая звезда! То, что он согласился приехать — это потому, что мы единомышленники, понимаете? Он тоже левак. Он даст концерт, но… — тут его голос снова упал. — Ему нужна охрана… а у нас нет денег. Только на аренду зала, гонорар, проезд и на всё такое редакция наскребла. Спонсорам, — он почти выплюнул это слово, — мы же неинтересны. А я нашим сказал, что у меня дядя в ментовке… э-э… в милиции работает. И у него есть напарник.

Он с надеждой воззрился на Сёму, который в свою очередь многозначительно протянул:

— Та-ак…

— Ага, — весело подтвердил Руслан, блеснув глазами. — Именно. Там заправляет продюсер, за всем следит, едут вместе. Главным образом, за тем, чтобы легенда русского рока бесплатно не играла и чтобы его тут на сувениры не разобрали. Потому нужная крутая охрана с правильными ксивами и подготовкой. Вроде нас с тобой. Возьмёмся, а, братан?

Сёма глянул в круглые умоляющие глаза Стёпки и сумрачно сообщил — не ему, а напарнику:

— Если Гризли узнает, он нам такой концерт устроит! По жопам надаёт так, что мы в Бельго улетим.

Село под названием Бельго находилось на противоположном берегу Амура.

— Не улетим, — заверил Руслан. — То есть не надаёт. Он не узнает. У меня есть два комплекта камуфла, а морды балаклавами прикроем. Для пущего страху.

Похоже, дядюшка был охвачен столь же нездоровым энтузиазмом, что и племянничек.

— Ага, — снова проронил Рус, будто бы Сёмины невысказанные вслух мысли прочёл. — Прикольно же это всё. Партизаны эти, — добавил он почти виновато.

Сёме тоже было интересно. А Стёпка — тот вообще чуть не прыгал от восторга, поняв, что оба опера согласны пойти на этакую авантюру.

— Э, чувак, а взрослые у вас там есть? — спохватился Сёма. — Кто там всем распоряжается? Не ты же.

— Не-а, вы что! — парень снова округлил глаза. — Мы под райкомом комсомола.

Сказано это было с нескрываемой гордостью.

— Неуловимые мстители, короче, — подытожил Сёма, снова переглянувшись с Русом. Он отчего-то очень позавидовал этим ребятам, которые со своим энтузиазмом будто из этого фильма вышли.

— У меня много Егоровых кассет есть, — похвастался Стёпка, счастливо пялясь на Сёму. — Дать послушать?

Сёма кашлянул. Его плейер недавно приказал долго жить.

— На концерте послушаю, — решительно сказал он. — Пусть будет… э-э… сюрприз.

…И сюрприз действительно был.

Вернее, сразу несколько сюрпризов.

Легенда русского рока, появившаяся из вагона скорого поезда «Хабаровск — город К.», оказалась застенчивым неразговорчивым очкариком с крепким рукопожатием. Зато его продюсер, представившийся Сергеем, после того как Сёма и Рус продемонстрировали ему свои ксивы, болтал за двоих, размахивая руками и гогоча по любому поводу. Но взгляд его был цепким и уверенным, в отличие от застенчивого взгляда легенды.

Организатор концерта неловко топтался рядом, будто передав операм бразды правления, — очень большой и бородатый, хоть и очень молодой парень в чёрной толстовке с оптимистичными буквами «ГрОб» на груди. Сёма сообразил, что остальные рокеры просто не знали, когда и как прибывает в город К. их легенда: парень, которого звали попросту Сашей, ухитрился от них это утаить, чтобы избежать нездоровой шумихи. Умно.

Все кое-как поместились в Сёмину Детку и поехали на радиостанцию, где у Егора должно было состояться интервью, а потом — непосредственно на концерт в ДК «Родник», уже окружённый плотной толпой собравшихся нефоров. То есть партизан, весело подумал Сёма, ухмыльнувшись, и властным жестом велел «партизанам» расступиться у запасного выхода. Те обалдело повиновались — выглядели Рус и Сёма весьма впечатляюще в камуфляже и балаклавах, закрывающих пол-лица.

— Глянь, чечены охраняют… — уважительно протянул кто-то в толпе.

Сёма быстро глянул на Руса, но тот и бровью не повёл, распахнув дверь ДК перед легендой. Егор прошёл по длинному коридору к сцене, на которой должен был отстраиваться, прошёл, ссутулившись и бережно неся гитару.

Сёма поискал глазами в толпе Стёпку, не нашёл — парень, видимо, стеснялся подойти — и захлопнул дверь перед кинувшимися было на крыльцо пацанами.

— Успеете, — веско проронил он.

Начался концерт, и они стояли у сцены, не подпуская к ней беснующихся рокеров, половина которых были вовсе не малолетками, а вполне себе здоровенными бугаями. Пришлось даже стаскивать их с сидений первых рядов, где они решили попрыгать, мудилы грешные.

Но песни… Песни ударили Сёму в самое сердце, и он понимал, что и Руса тоже. Руса — тем более.

Откуда их взял бородатый застенчивый человек в очках, явно ничего тяжелее гитары в руках не державший? Откуда он всё знал — про Руса, про Сёму?

Про войну.

Про смерть.

— Мёртвые не спорят, не хотят,
Не стареют, не скорбят.
Мёртвые не сеют и не жнут,
Не потеют, не поют.
Словно напрямик, словно камнем с моста,
Словно всё впереди, словно все по местам,
Словно позавчера, словно послезавтра.
И опять сначала —
Словно целый мир, словно снежный ком,
Словно напрямик, наугад, напролом,
Словно навсегда, словно безвозвратно.
И опять сначала —
Мёртвые не хвалят, не бранят,
Не стреляют, не шумят.
Мёртвые не сеют, не поют,
Не умеют, не живут.

Потом была прессуха, как её жизнерадостно назвал продюсер Сергей — в маленьком зеркальном зале у кабинета директора «Родника». И там-то уж Сёма не выдержал — выдернул из толпы Стёпку и впихнул его вслед за городскими газетчиками — по блату. Впрочем, и другие «партизаны» просочились туда же — не вопросы задавать, как умудрённые опытом взрослые журналюги из взрослых газет, а просто подышать одним воздухом с легендой.

Егор ведь действительно был легендой — Сёма это ясно понял.

И был благодарен Стёпке и Русу за возможность охранять этого человека — до самого обратного поезда, до вагона, где он неловко сунул в руки продюсеру литровую банку с икрой-малосолкой и так же неловко бросил:

— Закусывать-то чем-то надо, ну.

Продюсер снова жизнерадостно заржал. Две бутылки редкого в городе К. настоящего армянского коньяка Саша вручил ему сразу после концерта вместе с гонораром.

Поезд уже показал сигнальные огни последнего вагона, а нефоры всё не расходились с перрона, будто ожидали, что Егор передумает, вернётся и споёт ещё. Сёма и Рус стояли с ними, давно стянув свои балаклавы, Стёпка благодарно тёрся рядом.

— Дай мне потом кассет послушать, — попросил Сёма.

Часть 2

«Пуля-дура, учи меня жить.
Каземат, научи меня воле.
Отдай им свой ужин, отдай им свой хлеб,
Отдай им свою печень, отдай им свой мозг,
Отдай им свой голод, отдай им свой страх —
Не стоит ждать, пока они придут за тобой
Сами.
Пуля-дура, учи меня жить.
Атеист, научи меня верить…»
(«Гражданская Оборона»)

Толян пропал, когда кусты по утрам начали одеваться инеем, а на лужах захрустел под подошвами первый ледок.

Его жена Лена даже не позвонила, а прибежала в райотдел. Когда обеспокоенный Сёма по звонку дежурного спустился к «вертушке», чтобы выписать Лене пропуск, он сперва её и не узнал. Всегда спокойная и уравновешенная миловидная блондинка с улыбкой Джоконды, полная противоположность вертлявому болтуну Толяну, Лена только и могла сейчас, что всхлипывать и бессвязно бормотать, переминаясь у «вертушки».

Когда же Сёма кое-как, под локоть, отвёл Лену в кабинетик Гризли и оба они отпоили её чаем, куда Гризли щедро влил дагестанского коньяка из заначки, Лена, продолжая тихо всхлипывать, рассказала, что Толян не вернулся из очередной своей поездки во Владик за «японками».

— А Фёдорович как же? — растерянно спросил Сёма, переглянувшись с Гризли. У него защемило сердце. Недаром, ох, недаром Толян, увольняясь из райотдела, жизнерадостно объявил ему: «Замочат меня если, чтоб нашёл и урыл гадов». Накаркал, дурак, кто ж такую байду вслух городит. Тогда он в сердцах дал Толяну по загривку, но было уже поздно, чего уж.

— Папа тоже с ним был, вместе возвращались, — прошептала Лена. — Две машины взяли.

Фёдорович, тесть Толяна, и втянул его в этот бизнес.

— Когда они в пос… э-э… в крайний раз с тобой разговаривали? — озабочено спросил Гризли.

— С дороги звонили, ночью, в час где-то, — невнятно пробормотала Лена, сморкаясь в платочек. — Лидогу уже даже проехали. С заправки звонили, нормально всё было, Толик анекдоты рассказывал.

Ну ещё бы, Толян без них никогда не обходился, угрюмо подумал Сёма.

— И всё, и они не приехали, — безнадёжно закончила Лена, комкая в ладони платок.

Предчувствие беды ясно читалось на её опухшем от слёз лице.

Пока она под диктовку мрачного Гризли писала заявление, Сёма мухой метнулся на розыски Руслана: тот забурился к судмедэкспертам, снимавшим «пальчики» с обнесённого на днях пивного ларька на Металлургов.

У Сёмы нехорошо ёкало под ложечкой. Он прекрасно понимал: когда и если они с Русом проедут по всей трассе от Лидоги, откуда в последний (в крайний!) раз звонил Толян, до города К., это ничем им не поможет. Вокруг трассы лежала бескрайняя осенняя тайга, где легко можно было спрятать не только два трупа. Закон — тайга, прокурор — медведь. Людей же для того, чтобы прочёсывать всё вокруг трассы километр за километром, им никто не даст. А если и дадут, то не раньше, чем через три-четыре дня, а то и неделю, когда до вышестоящих дойдёт, что пропавшие не в баньке парятся, а вовсе даже наоборот. К тому времени Толян и Фёдорович уже упокоятся на дне какого-нибудь таёжного озерца с «браслетами» на руках и булыжниками на шеях.

Всё это Сёма торопливо изложил нахмурившемуся Руслану. Толяна тот знать не знал, но своих не бросают же.

— Что предлагаешь? — коротко спросил он, глянув на напарника.

И Сёма так же коротко ответил:

— Айога.

Ни он, ни Рус никому ни словом не обмолвились о странных и чудесных способностях удэгейской девчонки Айоги Кимонко, которая, по сути, расследовала за них убийство в общаге, где жила вместе с маленьким сыном. Она выследила преступника по следам крови в душевой, а тот за это чуть было не прикончил и её. Руслан выстрелил снаружи в окно комнаты, где убийца удерживал Айогу в заложницах, пока Сёма заговаривал ему зубы.

Сейчас Руслан не сказал, что было бы логично: «Да она откажется!» Он только и обронил:

— За курткой схожу.

— Гризли скажи, что мы с тобой на Лидогу тронем, — крикнул ему вслед Сёма и поспешил к машине — прогреть мотор. Лидога Лидогой, но сперва надо было отыскать девчонку.

В общаге на Пионерской Айоги, как и предчувствовал Сёма, не оказалось. Бабушки-соседки наперебой сообщили операм, что та съехала, едва только «всё закончилось», то есть закончилась мутотень с убийством. Чего и следовало ожидать, кому же приятно жить в таком месте, где тебя чуть не укокошили. А куда именно съехала, так кто её знает, с тех пор не объявлялась. Вещи все вывезла, до табуреточки, да и то, не покупать же заново. Жалко, хорошая девка, работящая и добрая, и сынок умничка у неё.

— Когда она съехала? — нетерпеливо прервал старушечью болтовню Сёма.

— В прошлую субботу, кажись, — припомнила одна из жиличек, запахивая толстый засаленный халат.

В прошлую субботу Сёма и Рус как раз охраняли легенду русского рока в ДК «Родник». Теперь Сёме казалось, что это происходило давным-давно. Он потёр лоб, и тут его осенило:

— Вряд ли она дитё из своего садика забрала, она там же и работает. — Он живо повернулся к старушкам: — Где этот садик?

— «Земляничка», сразу за трамвайной остановкой, — немедля ответствовала всё та же тётка в тёплом халате. Сёма припомнил, как её зовут — Катасонова Елена Михайловна, свидетельница. — А зачем она вам вообще, Айога-то?

В её маленьких глазках, похожих на арбузные семечки, светилось вполне резонное любопытство.

— Так, по делу уточнить кое-что, — неопределённо махнул рукой Сёма.

Опера торопливо распрощались и ринулись в указанном направлении, оставив машину на разбитом асфальтовом пятачке возле общаги.

— Сейчас только не хватает, чтоб дитё заболело и их обоих вообще тут не было, — сумрачно предрёк Сёма, а Руслан ткнул его кулаком в бок: не звезди, мол.

Но им повезло. После того, как в кабинете заведующей (Феоктистовой Евдокии Тимофеевны, как значилось на дверной табличке) они представились и предъявили документы, та самолично провела их в группу, где работала Айога и находился её сынок Богдан.

В коридоре пахло как в детстве: слегка пригоревшей кашей и молочным киселём. Айога, в цветастом халатике и плотно повязанной вокруг головы косынке, обернулась, когда скрипнула дверь игровой, где она сноровисто расставляла маленькие стульчики — наверное, для какого-то занятия.

При виде оперов, выросших за спиной у запыхавшейся заведующей, она едва заметно сдвинула тёмные брови, но тут же её смуглое скуластое лицо стало бесстрастным, как у каменной статуи.

— Здравствуйте, — проронила она и снова сжала пухлые губы в ожидании объяснений.

Опера невнятно поздоровались, и Сёма выпалил:

— Мы можем поговорить? Наедине, — он повернулся к заведующей, и та дважды кивнула, прежде чем плотно закрыть за собою дверь игровой.

Но Сёма всё равно заговорил почти полушёпотом:

— Понимаешь… понимаете, — он на миг запнулся, — нам нужна ваша помощь. У меня друг… пропал.

Пока он скороговоркой пересказывал Айоге всё, что произошло с Толяном и Фёдоровичем, та по-прежнему каменно молчала, но между её бровями снова пролегла тревожная морщинка. Когда Сёма закончил и выдохнул, она наконец медленно произнесла:

— Поняла. Но я не уверена, что получится. Мне всегда для этого… — она вздохнула. — Ну, для этого нужны свежие следы.

— Мы потому за вами прямо сейчас и заехали, — вмешался Рус. — Мы хотим поехать туда и поискать свежие. Вам есть на кого сына оставить, если мы там задержимся?

— Есть, я воспитательницу попрошу, Тамару, Тамару Павловну, чтобы она его к себе домой забрала, — подумав, сообщила Айога.

Господи, она не отказала! От прихлынувшего восторга и облегчения Сёма готов был крепко обнять её, и, почувствовав это, она отступила на шаг и быстро сказала:

— Я сейчас, только переоденусь и всех предупрежу.

В зал тем временем гуськом начали входить малыши, разрумянившиеся, видимо, с прогулки. Они во все свои растопыренные глазёнки смотрели на милиционеров. Сёма и Рус, бормоча извинения и неловко улыбаясь, поспешили выскочить в коридор, где и дождались Айогу. В тонкой курточке и джинсах, с непокрытой чернявой головой, та выглядела девочкой-подростком, только карие глубокие глаза делали её старше.

— По коням, — сглотнув, хрипло проговорил Сёма.

* * *

Ни в придорожной кафешке на Лидоге, ни на ближайшей заправке про Толяна и Фёдоровича ничего путного сказать не смогли. Ну, вроде они (по предъявленным Сёмой фоткам), вроде проезжали на двух «японках». Девчонка на раздаче в кафешке вспомнила балагурившего Толяна, парень на заправке — что одна машина была «хондой», вторая — вроде как джипарь. Вот и всё.

Айога безмолвной тенью следовала за операми, пока те пытались что-то выяснить. Отводила взгляд в сторону, когда кто-нибудь недоумённо на неё косился. Но по сторонам зыркала остро и всё подмечала.

— Поедем обратно к городу прямо вдоль обочины, — угрюмо вымолвил Сёма, когда они вернулись к машине. — Медленно поедем. Поползём. Их же явно на трассе зажали и стопорнули. Не могло следов не остаться.

Он сказал это, но сам себе не поверил… пока Айога, сидевшая рядом с ним и высунувшаяся в открытое окно «тойоты», не крикнула:

— Остановите!

Сёма дал по тормозам, и Детка встала, как осаженный на скаку конь. Рус с Сёмой выскочили наружу, но девушка очутилась на обочине практически мгновенно и проворно соскользнула в поросший пожелтевшей травой кювет. На траве бурели засохшие пятна.

Кровь.

— Это лучше всего, — пробормотала Айога, уже сидя на корточках и касаясь травинок смуглыми тонкими пальцами. — Сейчас.

Наконец она повернула к окаменевшим позади операм застывшее лицо, на котором жили только совсем почерневшие яркие глаза.

— Они живы. Пока что, — выдохнула она. — Их не убили.

— Пока что? — прохрипел Сёма. — Где они?

Айога указала вперёд:

— Идёмте.

Сёма знал, что навечно запомнит этот почти что бег по осенней тайге. Подошвы кроссовок скользили по пожухшей траве, корни лиственниц торчали из-под земли, норовя сбить с ног. Спотыкаясь и задыхаясь, они бежали вслед за Айогой, чья хрупкая лёгкая фигурка мелькала впереди. В тайге девушка была как дома, она то и дело нетерпеливо оглядывалась, сердито нахмурив брови — мол, что же вы?

Сёма нашарил за пазухой ПМ, когда впереди на поляне, среди деревьев, зачернело что-то большое. Какое-то строение. Охотничий лабаз. Заброшенный, почерневший от дождей, страшный.

Они замерли, пытаясь перевести дух и глядя то на лабаз, то друг на друга широко раскрытыми глазами.

— Они там? — одними губами спросил Сёма у Айоги, и та лишь безмолвно кивнула.

Господи, что за девчонка!

— Жди здесь, — так же, почти неслышно, велел ей Рус, и опера, держа пистолеты наготове, перебежками кинулись к лабазу. Сёма судорожно обшаривал взглядом всё вокруг, пока почти не споткнулся о то, что искал. О деревянную лестницу, запрятанную в траве.

Вдвоём они приволокли её и приставили к лабазу. По молчаливому, одними глазами, соглашению Сёма полез наверх первым. И уже на середине лестницы с ёкнувшим сердцем услышал донёсшийся сверху слабый, едва различимый стон.

* * *

— Короче, они оба там и были, — возбуждённо рассказывал Сёма зачарованно взиравшим на него Коту и Мазаю, двум другим операм райотдела, которым не посчастливилось участвовать в их таёжной операции. — Фёдорович без сознания был, его инфаркт хватил, в больнице сказали: ещё бы пара часов, и хана. А Толян, — он вдруг счастливо захохотал, не в силах сдержаться, — Толян, когда я ему с морды скотч содрал, только и прогундел, где мы, типа, застряли. По башке его здорово саданули, но ничего, ему полезно.

— Силён Рыжий, — Мазай уважительно покрутил головой. — К нам вернуться не собирается?

— Сказал, что подумает, — ответил за Сёму Рус. — Мы спросили.

Он сидел верхом на стуле и улыбался. Трепач Толян ему, как ни странно, явно понравился.

Тот, кстати, всю обратную дорогу, пока опера, пыхтя, тащили до машины полубезжизненное тело Фёдоровича, пялился на Айогу, молча шествовавшую поодаль. Но спросил только, ткнув Сёму локтем:

— Это кто?

— Проводница, — лаконично ответил Сёма, не став уточнять, что именно ей Толян и Фёдорович обязаны жизнью.

— …А кто ж те мудилы, что на них напали? — жадно осведомился Кот.

Сёма пожал плечами:

— Выясним. Навела какая-то сучара, бандюки эти обе машины на обочину выдавили. Ночь, по трассе мало кто ездит. Ну хоть не пришили там же, затащили в лабаз, тачки угнали. Надеялись, видно, что Толян с Фёдоровичем сами загнутся, связанные и скотчем замотанные. Ори не ори — до дороги не доорёшься.

— Ну а вы-то, вы-то! — не выдержал Мазай. — Как вы догадались, куда идти надо?

— Э-э, — протянул Сёма. — Почуяли.

— Да вы, нахер, экстрасенсы, мужики, — констатировал Кот с безмерным уважением.

— Есть немного, — скромно кивнул Сёма.

Кот собирался ещё что-то сказать, но тут в кабинетик к операм заглянул Гризли и сурово промолвил, сверкнув медвежьими глазками из-под густых бровей:

— Рапорта кто за вас будет писать, экстрасенсы? Пушкин?

Под его взглядом экстрасенсы неохотно поднялись со своих мест и поплелись писать клятые рапорта. Сёма так и знал, что, прочитав их, Гризли прогудит, подняв на них пронизывающий взор:

— Сдаётся мне, что-то вы темните, стервецы. Что-то пропускаете.

Сёма невинно и почти оскорблённо захлопал глазами, подумав: не что-то, а кого-то.

Айогу.

После того, как Толян и Фёдорович очутились в больнице, а Сёма отчитался Гризли по телефону из приёмного покоя, они подкинули Айогу к дому воспитательницы Тамары, где остался Богдан.

— Я тут и переночую, у Томы, — быстро сказала она, вылезая из машины.

— Спасибо тебе, — глухо вымолвил Сёма, не зная, как выразить бушевавшую у него в груди благодарность. — Слушай, хочешь, я тебе с сыном свою хату освобожу? Вам там удобнее жить будет.

Айога хмыкнула, мотнув головой, чёрные волосы из распустившейся косы рассыпались по плечам, заблестели в свете фонаря — стояла уже глубокая ночь.

— Что вы, не надо. Я полдома снимаю, вот тут неподалеку, Краснофлотская, четыре. Нам с Богданом удобно, он во дворе гуляет много. У хозяев собака, куры, как у нас в деревне. Приходите в гости, — засмеялась она… и исчезла, растворилась в ночи.

— Это же чудо. Она чудо, — вслух убеждённо произнёс Сёма то, что подумал.

— Ты тоже чудо, — проворчал Руслан и зябко поднял воротник куртки. — В перьях. Ты где жить собирался, если б она согласилась? Или соврал, что съехал бы?

— Э-э, — смущённо промямлил Сёма. — Ну, в нашей общаге. Или сам бы снимал. Я не врал! — искренне возмутился он. — Правда бы съехал. Что ты думаешь, я бы под неё клинья подбивать стал?

Вместо ответа Руслан показал ему кулак. Сёма, ухмыляясь, завёл мотор и прикрыл дверцу, на миг вскинув голову.

В проясневшем небе над ними стояли лохматые от холода осенние звёзды.

@темы: русские тексты, фики, ФБ-25

@темы: фото, Туапсе